Глава I: Сначала были ссоры
Они познакомились случайно, через соцсети. Он говорил, что влюбился в её доброту, а она… не влюбилась, нет — ни тогда, ни потом. Он отличался от её знакомых мужчин — как ей казалось, свободными взглядами, смелостью.
Однажды он ей рассказал, что в двадцать лет приехав из Сирии в Армению учиться, не знал, что магазины закрываются на новогодние праздники, и целых четыре дня перебивался тем, что раздобыл немного муки и делал себе пресный хлеб. Она почувствовала к нему что-то среднее между жалостью и материнской нежностью.
Затем они встретились. Вскоре стали жить вместе. Родные Сирарпи не одобряли, что они живут без официального брака (зарегистрировали его лишь год спустя), но их союзу не препятствовали.
— Я понимала, что не люблю его. Но мне было немного за 30, и я постоянно чувствовала на себе давление родственников, соседей, знакомых. Это бесконечное «Тебе уже 30, биологические часики тикают» так надоело, что мне просто хотелось, чтобы все замолчали. А он был симпатичный, ещё и вцепился в меня мёртвой хваткой».
Она была бухгалтером. Он работал программистом в небольшой компании. Зарабатывали оба немного. Снимали крохотную двушку.
Потом он оставил работу и начал собственное дело — разрабатывал приложения для Фейсбука. Сирарпи ему помогала — находила фотографии, продвигала рекламу. Супруги стали зарабатывать деньги.
Сирарпи рассказывает, что сама — будучи по натуре мягкой и уступчивой, — восхищалась умением мужа рисковать и пробиваться. Ей казалось, что она видит в нём черты своего отца, которого потеряла в 18 лет.
Первые ссоры начались через полгода совместной жизни. Они вспыхивали от любого бытового пустяка. Сирарпи пугали его крики и обилие матерных слов. В её родительском доме, где жили три поколения с разными мировоззрениями, не повышали голоса и всегда шли на взаимные уступки.
Сначала она отвечала ему, потом научилась молчать, но не помогало ни то, ни другое. Каждый скандал продолжался несколько часов, и Сирарпи не находила никакого средства утихомирить мужа.
Затем началось рукоприкладство. Однажды Сирарпи сидела после многочасовой работы и чуть не плакала от усталости. Муж заставлял продолжать. На женино «Я больше не могу» он снял свой шлёпанец и начал больно бить её по голеням. Она стала плакать от боли и обиды, а он сказал: «Моя мама тоже била меня тапком в детстве, ну и что? Я её всё равно люблю».
Несколько дней Сирарпи ходила в брюках в летнюю жару, чтобы скрыть синяки. А потом старалась делать всё так, как он хочет, на крики реагировала молчанием, старалась лишний раз не нервировать его. Постепенно в дом стали покупать еду, которая нравится ему, ходить, куда он хочет, общаться, с кем ему приятно, Сирарпи одевала одежду, которую подбирал он.
— Он меня заставлял одеваться очень открыто, рвал и укорачивал мою одежду. Однажды потребовал надеть в супермаркет очень короткие шорты и топ, которые я купила для пляжа. Я жутко стеснялась, мне казалось, все пялятся на меня, хотелось просто исчезнуть. Но если бы я ослушалась, он бы меня побил.
Чем больше денег зарабатывал муж, тем раздражительнее становился. Купил квартиру, к своей машине добавил ещё две. Открыл офис, нанял работников. Всё, что он знал — это работать и есть, говорит Сирарпи. Общение, отдых, прогулки — ничто не интересовало его. Заработанные деньги он оставлял себе, хотя Сирарпи работала наравне с ним. Когда муж переехал в офис, Сирарпи прошла курсы повышения квалификации и снова стала работать бухгалтером.
Глава II: Затем она стала уходить — возвращаться
Скандалы и побои не прекращались. Он не упускал случая упрекнуть её в том, что она зарабатывала намного меньше него, а также требовал, чтобы всю свою зарплату она тратила на быт. Если Сирарпи пробовала возражать, бил. Когда после очередного избиения Сирарпи заикнулась о разводе, муж упал на пол со своего двухметрового роста, схватился за сердце и стал корчиться на полу, задыхаясь.
— Впоследствии он делал так много раз. Я поздно поняла, что он притворяется. А тогда пугалась, бросалась поднимать, помогать. Он плакал, просил прощения, говорил, что больше не будет, что если я его брошу, он останется совсем один. Его семья осталась в Бейруте.
И даже после того, как она раскрыла притворство, от развода Сирарпи удерживал страх — и перед мужем, и перед тем самым общественным мнением, которое толкнуло её на необдуманное замужество. Сирарпи боялась как того, что семья не поймёт её, так и того, что на них также падёт груз осуждения.
Когда однажды к ним в гости приехали из Бейрута родители мужа, Сирарпи пожаловалась свёкру на то, что муж избивает её. Тот посоветовал решать их внутрисемейные дела между собой.
Сейчас, когда Сирарпи вспоминает то время, признаётся, что её не покидает ощущение, что она говорит о другом человеке. Будто тогда её загипнотизировали, лишили воли.
Желание, чтобы он не бил и не материл, сменилось желанием того, чтобы муж не делал этого хотя бы на людях. Воспитанная в убеждении, что семейный сор нельзя выносить из избы, Сирарпи больше страдала от того, что он устраивал скандалы в общественных местах — на улице, в магазине, кафе, чем от самих скандалов.
Однажды после очередного ночного скандала она убежала из дома. Закинула в сумку кое-какие вещи и поехала на автостанцию. Ей почему-то казалось, что если она уедет из Еревана, он её не найдёт, и всё в её жизни наладится.
— Я раздумывала, куда именно мне уехать, когда муж позвонил. Сама не понимаю как, но он уговорил меня вернуться. На лестничной клетке я, не спавшая, заплаканная, наткнулась на соседку — она недавно вышла замуж. И она мне говорит: «Всю ночь не спали от ваших криков. Мне так жаль тебя, так хочу тебе помочь. Пожалуйста, не ссорьтесь». Эта жалость посторонней женщины была как пощёчина.
Некоторое время она старалась «держать лицо». Потом не выдержала опять, и в один день, когда муж был на работе, Сирарпи пошла к матери (их квартиры были расположены в соседних домах) и рассказала ей о скандалах и побоях и своём намерении уйти от мужа. Ошеломлённая новостью мать поддержала её решение. Они вместе пошли в дом Сирарпи и собрали её вещи. Обручальное кольцо Сирарпи оставила на столе.
Муж пришёл за ней в тот же день. Плакал, клялся, что пальцем больше не тронет её, пусть только вернётся.
— Внутренний голос говорил мне — не возвращайся. Но… было ещё одно «но». Я так хотела ребёнка. И я стала думать — если я теперь разведусь с ним, потом неизвестно сколько буду ждать, пока с кем-то познакомлюсь, выйду замуж, а мне уже за 30. Менталитет наш и тут на меня давил — не могло быть и речи о том, чтобы родить ребёнка без мужа.
Потом приходили другие мысли — но как же родить ребёнка от него? Он такой жестокий, что потом будет со мной и ребёнком?
Тем не менее, Сирарпи вернулась. Муж, правда, перестал её избивать — ну, выворачивать ухо или больно ткнуть ладонью в лоб не считается ведь? Но бесконечные скандалы с матом продолжались.
У Сирарпи началась бессонница. Появилось ощущение безысходности, возникали мысли о самоубийстве. Некоторое время она жила словно по привычке. А потом узнала, что беременна.
Муж воспринял новость без энтузиазма. По словам Сирарпи, он никогда не хотел детей, внука очень ждали его родители.
Во время её беременности муж однажды на пару дней уехал по делам в Тбилиси. Разбирая по возвращении его одежду, Сирарпи обнаружила в ней женскую майку, а в машине мужа — женские волосы. Муж начал оправдываться — видимо, майка лежала в шкафу в гостинице, кто-то её забыл.
— Я, конечно, не повелась. В поездках он никогда не складывал свои вещи в шкаф. Было ли мне больно? Нет, ничуть. Она не первая была, он за время нашего брака мог привести любовницу в наш дом на обед, например. Сказать честно? Я была рада появлению каждой, надеясь, что он уйдёт к ней. Сама будучи трусихой, я эту ответственность перекладывала на другого человека.
— Но зачем ему было уходить? Со мной было так удобно. Эта девушка продержалась гораздо дольше остальных. Помню, после того, как узнала о её существовании, каждый день возвращаясь с работы домой, слушала “I’m gonna leave you, baby” Led Zeppelin, плакала и молила в душе — пусть он уйдёт к ней, пусть оставит меня.
Глава III: Потом вся ушла в материнство
На работу Сирарпи ходила до последнего дня беременности. Родив, сразу вернулась на полставки. За сыном в её отсутствие в качестве няни сидела соседка.
После работы Сирарпи бежала домой. Самые обычные действия с ребёнком — купание, прогулки, кормление — доставляли ей огромную радость. Муж к ребёнку интереса не проявлял, отказывался даже брать его на руки.
Живя в одном доме, супруги практически не общались. Сирарпи вставала каждый день в шесть утра и относила ещё спящего ребёнка в дом к своей матери, чтобы он плачем не разбудил отца — тот требовал давать ребёнку препараты, чтобы спал всю ночь и не мешал ему.
Но скандалы продолжались и в те редкие часы, когда они пресекались. Когда сыну было почти полтора года, они поехали в Бейрут — крестить мальчика.
— Его родители — арабы, только одна бабушка у него армянка. Они не знали армянского, общались мы по-английски и немного по-арабски, сколько я выучила. Бывало, мы сидели все вместе у его родителей в гостиной, а он спокойным голосом говорил мне: «А давай поедем в гостиницу, я тебя побью». Мне было до того страшно, что я выяснила, как вызывать такси, как звонить в полицию, если он что-то попытается сделать.
Однажды муж при родителях ударил её по лицу так, что она упала. Родители вяло пожурили его, а когда Сирарпи позже пожаловалась матери на нелёгкую жизнь с её сыном, та заметила: «Ну и что, зато дом купил тебе, машину, на море возит».
По возвращении домой Сирарпи обратилась к психологу.
— Психолог задавала вопросы, я отвечала на них, и было такое ощущение, будто я впервые понимаю многие вещи. Словно моё подсознание оберегало меня от полного помешательства — притворялось, что забывало, но на самом деле запихивало неприятные события по тёмным углам, и теперь я их вытаскивала. Я поняла, что за почти семь лет брака я полностью потеряла своё «я», да что там, утратила способность мыслить, решать. Во время скандалов я просто хотела, чтобы они прекратились. А между ними жила по инерции.
Глава IV: Наконец они развелись
В ту ночь ссора началась из-за денег. Подробностей Сирарпи уже не помнит, но навсегда врезалось в память, как муж кричал несколько часов подряд, а ребёнок вцепился в мать — «как обезьянки в фильмах» — и дрожал от страха. Под утро муж, выдохшийся, пошёл спать, а Сирарпи приняла решение — может, она терпела семь лет и ещё столько потерпит, но ребёнка от такой жизни оградит.
В шесть утра в одной пижаме, завернув сына в одеяло, она вышла из квартиры. Захватив с собой только ключи от машины. План был такой — она пойдёт к маме в соседний дом, а на следующий день уедет к тёте — в деревню.
— Я нажимаю на кнопку лифта, лифт поднимается, и я слышу, что он (муж) поворачивает ключ в двери. И понимаю, что если он откроет и увидит меня на лестничной клетке, то мне конец. Я ладонью закрыла ребёнку рот и сбежала вниз по ступенькам. Добежала до квартиры мамы. У меня было ощущение, что освободилась из тюрьмы.
Через пару часов пришёл муж. Потребовал ключи от машины и сказал жене: «Больше не приходи». Несколько дней спустя передал через её брата, что согласен на развод и скоро найдёт юриста. Зачем нужен юрист, если они оба согласны, Сирарпи не поняла. Сначала она хотела оставить всё имущество ему, но родные отговорили — дескать, ты наравне с ним работала, и имущество у вас совместно нажитое. Так у неё тоже появился юрист. Сейчас Сирарпи думает, что возможно, не нужно было слушаться их и злить мужа, который деньги любит превыше всего.
Несмотря на увещевания адвоката, Сирарпи решила не препятствовать общению ребёнка с отцом. И очень удивилась, когда получила бумажку из кассационного суда — юрист мужа подал иск о запрете вывоза ребёнка из страны. Тогда она настояла, чтобы её юрист тоже сделал подобный документ относительно мужа.
Они развелись через суд, ребёнок остался жить с матерью, суд назначил отцу дни свидания и обязал платить алименты.
— Сын был очень привязан ко мне. Часто не хотел идти к отцу. Когда возвращался, было заметно, что муж, свекровь — если она гостила у него — замучили его своими запретами и замечаниями, а у меня ребёнок свободно рос. Если я ему что-то и запрещала, то всегда объясняла, почему.
Сирарпи уговаривала сына ходить на встречи. Боялась, что в противном случае опять начнутся конфликты. К тому же не хотела настроить мальчика против отца — да, у неё с ним проблемы, но это его отец.
Но вскоре у Сирарпи с уже бывшим мужем установились отношения, каких никогда не было при совместной жизни. Он предупреждал о времени своих визитов вежливыми сообщениями, просил одеть ребёнка нарядно, если собирался с ним в гости, они подстраивались под расписание друг друга.
Через пару лет он снова женился. Она познакомилась с его женой, бывало, та одна заезжала за ребёнком, и Сирарпи радовало её хорошее отношение к мальчику.
Глава V: Затем начался кошмар
Когда в Армении закрылись детские сады на ковидный карантин, встал вопрос, кто позаботится о ребёнке в дни, когда и Сирарпи, и её мама на работе. Муж отмёл предложение нанять няню и вызвался забирать сына через день. Несколько месяцев спустя Сирарпи стала работать из дома и сообщила мужу, что больше нет надобности забирать ребёнка в «неурочные» дни.
— Он неожиданно разозлился и начал кричать, что он мне не няня, которую вызывают по надобности. Поскандалили, но я замяла. После этого однажды отвозила сына к нему, сын капризничал, я рассердилась, он заплакал. Когда бывший муж открыл дверь и увидел заплаканное лицо сына, бросил мне: «Это не простится». Я тогда не придала этому значение — ну, увидел заплаканного ребёнка, сказал в сердцах.
Но постепенно Сирарпи стала наблюдать, как её всегда жизнерадостный, общительный ребёнок становится раздражительным, появились приступы агрессии. Раньше часами игравший с ней в разные игры мальчик теперь отказывался даже от заманчивых игр в её телефоне.
Она решила, что уже ходивший в школу ребёнок ведёт себя так из-за вынужденной изоляции от сверстников (школы также перешли на дистанционное обучение). Она даже списалась с мамой школьного друга сына, предложив организовать детям встречу хотя бы по скайпу. Обратилась за советом к детскому психологу. Перебирала разные причины, отчего больше не ощущает теплоты от сына, но у неё и мысли не возникло соотнести состояние мальчика с визитами к отцу.
Сирарпи так радовалась, что они с бывшим мужем худо-бедно нашли общий язык и прекратились скандалы и побои в её жизни, что пропустила первые звоночки, например требование отца, чтобы сын говорил с ним по телефону в наушниках или запершись в своей комнате (ну, видимо у отца и сына свои секреты, что тут такого?). Пока однажды закрывать глаза на настораживающее влияние отца не стало невозможным.
— Ребёнок меня рассердил, я легонько стукнула его по попе (в первый раз в жизни, я никогда не поднимала руки на ребёнка), он расстроился и в телефонном разговоре рассказал об этом отцу. Следующим утром отец забрал его, а в мою дверь постучали полицейские. Человек, который годами избивал меня, пожаловался в полицию, что я бью своего ребёнка. Мои доводы никого не интересовали. Мне сообщили, что меня поставили на учёт в органах опеки.
Через несколько дней отец ребёнка опять заехал за мальчиком в свой день, и сразу за ними в дверях появились те же полицейские с утверждением, что Сирарпи снова била ребёнка.
— Я пошла к их начальнице, объяснила, что пальцем не трогала сына. Та мне заявила, что ребёнок сам показал, в какие места я его якобы била. Я говорю ей: «У моего ребёнка такая кожа, слегка сожмёшь руку, красный след останется. Где заключение судмедэксперта?».
А она мне отвечает: «Отец ребёнка сказал, что в судмедэкспертизе надобности нет!» (Это что, отец ребёнка должен решить?). И объявила, что меня лишают права на свидание с ребёнком на десять дней.
Расстроенная, Сирарпи вернулась домой. Родственники нашли ей нового адвоката, с которым на следующий же день они подали в суд, прося в ускоренном порядке рассмотреть дело. За пару дней суд признал недействительным решение полиции о лишении Сирарпи права видеть ребёнка ввиду отсутствия доказательств избиения мальчика.
Глава VI: Кошмар, как и суды, продолжился
Муж Сирарпи, однако, не привёз мальчика к матери, и сам обратился в кассационный суд — с требованием, чтобы ребёнка оставили с ним. Дело тянется уже больше года. Мальчик живёт у отца.
А пока суд не принял окончательного решения, Сирарпи предоставили три дня посещений по шесть часов.
Сначала свидания проходили в детской комнате кассационного суда. Сирарпи рассказывает, что эта комната с грязным полом и противно пахнущими игрушками была единственным местом, где она могла остаться со своим ребёнком наедине.
Во время свиданий бывший муж, однако, названивал ребёнку на мобильный и указывал ему, как и что говорить с матерью. Затем и вовсе перестал приводить мальчика, требуя, чтобы свидания проходили у него дома. Но когда Сирарпи шла в его квартиру, он не пускал её за порог, позволяя лишь перекинуться с сыном несколькими словами у двери, ещё пару раз он спускал мальчика во двор, не отходя от него ни на шаг.
Следственный комитет в конце концов возбудил против него уголовное дело за препятствование свиданий матери с ребёнком. Однако это дело тоже тянется почти полтора года. Сирарпи признали потерпевшей, а мужа до сих пор не признали обвиняемым. От кого она тогда пострадала — неясно.
Судебный пристав, который следил за свиданиями матери и ребёнка в детской комнате кассационного суда и видел, что отец манипулирует шестилетним ребёнком, тем не менее дал показания, что на самом деле не бывший муж препятствует их общению, а ребёнок просто не хочет видеть мать.
— Когда это дело только началось полтора года назад, судья вызвала давать показания моего пятилетнего ребёнка, хотя по нашему законодательству можно только с 10 лет, задавала наводящие вопросы. Бывший муж показывал в суде видео, где ребёнок сидит в душной квартире в куртке и шапочке и «рассказывает», как я его не кормила, била. Отец ему, например, говорит: «Расскажи, как тебя потянули за руку, так и так это случилось, верно?», а ребёнок с испуганным лицом кивает.
— У бывшего мужа везде дома камеры, в комнате ребёнка тоже. И этот человек ещё обратился в суд, требуя, чтобы назначили психологическую экспертизу в отношении меня, так как я — душевнобольная!
Экспертизу суд назначил ещё год назад — обоим родителям. Её проведения ждут до сих пор.
Пока тянутся суды и намечается экспертиза, ребёнок продолжает жить с отцом. Матери удаётся видеться с ним у ворот школы, на пороге квартиры мужа, мельком во дворе. Ребёнок всё больше отдаляется от неё, а дело бывших супругов в суде обрастает новыми нелепыми ответвлениями.
Однажды проснувшись утром, Сирарпи увидела пропущенный звонок от сына. Перезвонила и ему, и бывшему мужу, трубку никто не взял. Как была, в домашней одежде, шлёпанцах, помчалась к нему домой, рисуя в уме всевозможные ужасы, которые могли приключиться с её ребёнком. На ходу позвонила в полицию, прося помочь ей разобраться.
— Во дворе их дома увидела ребёнка, жену моего бывшего мужа и их собаку. Я бросилась к ребёнку, схватила его на руки, радуясь, что с ним всё хорошо. А эта женщина выхватила у меня из рук ребёнка и начала кричать. На её крик спустился муж, устроил скандал так, что собрались люди, сломал дверцу моей машины и увёл ребёнка.
Полиция так и не появилась. Зато на Сирарпи завели новое уголовное дело за то, что она… укусила в руку жену бывшего мужа. Сирарпи пыталась объяснить, что укусил её мальчик, когда женщина насильно держала его, и что по отметине на руке легко можно понять, что это ряд зубов ребёнка, а не взрослого. Но безуспешно.
Несколько дней спустя бывший муж позвонил Сирарпи и пригласил к себе — увидеться с ребёнком. Открыв дверь, он придержал рукой стоящего рядом ребёнка, который пошёл было к маме и начал сыпать оскорблениями и матом.
Сирарпи сопровождал муж (незадолго до этого у неё начались новые отношения), который дожидался её в конце длинного коридора, у лифта. Сирарпи рассказывает, что он подошёл к ним и спокойным голосом призвал её бывшего мужа не материться.
— Он (бывший муж) ушёл в дом, вернулся и закрыв рукой лицо ребёнка, прыснул в нас из перцового баллончика. Мне показалось, что на лицо попала какая-то кислота, которая просто выжигала мою кожу. Мужу досталось больше. Мы ничего не видели. Поддерживая друг друга, спустились на этаж ниже, стали стучать в двери, но никто не открыл. Наощупь нашли лифт, поехали вниз, вызвали скорую, позвонили в полицию.
Позже оказалось, что бывший муж Сирарпи позвонил в полицию раньше них и оперативно дал показания, что спутник Сирарпи набросился на него с ножом, и ему пришлось защищаться перцовым баллончиком.
Дело против мужа Сирарпи не возбудили, доказательств применения ножа не обнаружили, тем не менее отказали также Сирарпи в возбуждении уголовного дела против бывшего мужа. Соседи, живущие на той же площадке и выглянувшие в дверь узнать, что случилось, дали показания, что в воздухе было что-то, от чего они почувствовали себя плохо, как и ребёнок, который в то время поднимался в лифте.
Но следователь после предварительного расследования дела посчитал, что в действиях бывшего мужа Сирарпи отсутствует состав преступления, так как перцовым баллончиком пострадавшим не был нанесён хотя бы лёгкий вред здоровью.
Следователь не принял в расчёт показания Сирарпи, что карета скорой помощи отвезла их с мужем сначала в Офтальмологический центр имени Малаяна, а затем — в Национальный ожоговый центр, где им оказали первую помощь и назначили лечение, а также, что на следующий день Сирарпи обратилась в больницу с жалобами на тошноту и слабость и получила лечение против отравления.
Глава VII: Она обратилась за помощью
После инцидента с перцовым баллончиком Сирарпи решила написать во все НКО, которые помогают женщинам, подвергшимся насилию.
— До этого я старалась скрыть свою историю, стеснялась, не хотела, чтобы обо мне говорили. Сейчас хочу, чтобы как можно больше женщин рассказывали о себе, чтобы насилие наказывалось, а бывшие супруги, делящие ребёнка, понимали, что вредят этим только самому ребёнку.
Почти все организации ей ответили и предложили помощь. Хельсинкская гражданская ассамблея предоставила ей адвоката по уголовным делам.
Адвокат Ара Карагёзян совместно с правозащитницей, представительницей Коалиции против насилия в отношении женщин Заруи Хованнисян организовали онлайн пресс-конференцию, на которой присутствовала и Сирарпи, где подняли вопрос о бездействии полицейской и судебной системы.
Ара Карагёзян считает, что полиция и прокуратура открыто выступают на стороне насильника (который до сих пор не признан таковым), даже несмотря на то, что имеется заключение психолога о плохом воздействии отца на ребёнка и подвергании его психики различным манипуляциям. Карагёзян пообещал, что в случае, если не добьётся справедливости тут, обратится в Европейский суд по правам человека и международные организации, финансирующие реформы в полиции, которые в реальности так и не произошли.
Когда Сирарпи с мужем только развелись и суд постановил ему выплату алиментов, он вышел из здания суда и так пнул дверцу машины уже бывшей жены, пока та садилась в машину, что не успей она отвести ногу, нога бы, вероятно, сломалась. Сирарпи пошла в полицию. Сидевший там молодой парень-дежурный выслушал её и сказал: «А вот с моей сестрой такого бы точно не случилось».
От работников правоохранительной и судебной системы Сирарпи неоднократно слышит: «Нашла бы себе нормального мужа, такого не произошло бы» или «Раньше нужно было думать, когда замуж выходила». Примечательно ещё то, что ухоженный вид Сирарпи по её словам вгоняет работников системы в некий ступор: в их представлении жертва насилия должна быть жалкой, забитой и неопрятной.
— Я хочу, чтобы это обвинительное и стереотипное отношение к женщине изменилось у нас в стране, особенно в таких структурах. Нужно, чтобы люди поняли — такое может случиться с каждым. И многие женщины молчат именно потому, что знают: всё равно обвинят их. А потом, не дождавшись защиты от государства, пытаются сами решать свои проблемы.
Сирарпи говорит, что после пресс-конференции следователь, прежде игнорироваший их с адвокатом обращения, теперь хотя бы стал отвечать на звонки.
Адвокат Ара Карагёзян обжаловал отказ следователя в возбуждении уголовного дела в прокуратуру, а после того, как прокурор оставил решение следователя неизменным, обратился в суд. На момент публикации статьи судебный процесс ещё шёл.
Глава IX: Затем ей пришла поддержка
Сирарпи говорит, что раньше хотела, чтобы бывшего мужа судили, а ребёнка оставили с ней. Но сейчас она хочет найти с ним общий язык, понимая, что бесконечные ссоры родителей лишь травмируют ребёнка.
К этому решению она пришла не сразу.
— Однажды я пошла к сыну в школу, чтобы хотя бы издалека посмотреть на него. Меня увидела другая мама и через инстаграм написала, что очень хочет мне помочь и пригласила в «их группу». Я подумала, что это какая-то секта, но мне было так плохо, что было неважно, куда идти.
«Секта» оказалось группой взаимопомощи. Там она встретила женщин с ситуациями, схожими с её, там её понимали и не осуждали. Сирарпи рассказывает, что за всё время, что длится судебный кошмар, не могла плакать даже в минуты сильного переживания, даже когда была одна дома. А в группе села на стул, и слёзы полились сами.
Сирарпи посещает группу взаимопомощи уже несколько месяцев. У неё есть равный консультант (человек с похожей ситуацией, преодолевший травму и сам безвозмездно помогающий другим) — женщина из России, которая тоже боролась за опеку над ребёнком. Сирарпи общается с ней по скайпу по специальной программе.
Программа предполагает несколько этапов с домашними заданиями.
— Например, там есть задание записать всех тех, кто причинил тебе в жизни боль или обидел тебя так, что ты не можешь об этом забыть. Мой список начинался со школы. Я обиделась на девочку, которая что-то мне тогда сказала, и я несла за собой этот груз годами — даже потом, во взрослом возрасте, нашла её в Фейсбуке и заблокировала.
Я рассказывала своему консультанту про всех людей, которых записала, мы разбирали каждый случай, я понимала причины и, наконец, отпускала их.
В другом задании нужно было написать про то, что наиболее задело Сирарпи в отношениях с бывшим мужем. Сирарпи исписала девять страниц. Вот некоторые из её обид:
- «Поругался с моей подругой и её мужем, когда они были у нас в гостях, и запретил мне с ними общаться. Я ненавидела себя за то, что не смогла за себя заступиться. С подругой помирилась после развода, её муж меня так и не простил».
- «Вылил на меня пиво у нас на балконе, потому что я отказалась позвонить его матери, очень устала».
- «Однажды позвал к себе в офис, побил меня и сломал мой любимый зонт. Я и подруга хотели начать совместный бизнес. Ему не понравилось, что прежде чем согласиться, я не спросила его мнения».
— Когда я разобралась в себе, проговорила связанные с бывшим мужем обиды, я многое поняла. Я не забываю и не оправдываю своего бывшего мужа, но сколько бы я не судилась с ним, я буду причинять боль своему ребёнку и себе.
Сирарпи рассказывает, что раньше была полна решимости попробовать наладить отношения, но едва только видела бывшего мужа, как боль и ощущение несправедливости поднимались в ней с новой силой, и она выходила из себя.
Но после нескольких месяцев работы в группе взаимопомощи Сирарпи однажды пошла к нему, он устроил очередной скандал, крича и требуя, чтобы теперь она платила алименты, — но она ни разу не повысила голоса. Внутри неё наступило спокойствие.
Предложения Сирарпи обсудить ситуацию и договориться, тем не менее, натыкаются на отказ со стороны бывшего мужа. Если раньше его злость Сирарпи объясняла тем, что он слишком любит деньги и его задело то, что она подала на раздел имущества, то теперь даже этого основания у него нет.
Суд оставил квартиру и две машины мужу, а третью — машину Сирарпи, признал совместной собственностью, ещё и обязал её выплатить судебные издержки и гонорар адвокату бывшего мужа.
Она вспоминает, как при разводе муж требовал от её брата слово, что сестра никогда больше не выйдет замуж. «Может, его разозлило то, что у меня своя жизнь, что у меня теперь есть мужчина», — предполагает она.
Эпилог
Когда мы рассказываем про домашнее насилие, люди (обоих полов, но чаще — женщины), нередко говорят: «Не всё так однозначно. Вот бы послушать другую сторону тоже». Мы «послушали» другую сторону, то есть бывшего мужа в двух записях, предоставленными Калемону Сирарпи.
Первая запись (аудио) сделана в 2012 году спустя три года совместного проживания. Сирарпи вернулась с работы уставшей, поставила приготовленную мужем пиццу в духовку, не уследила, и тесто подгорело. Муж устроил скандал и избил её. В какой-то момент Сирарпи умудрилась нажать на кнопку записи в телефоне.
Она рассказывает, что уже боялась его, всерьёз задумывалась о побеге и нажала на кнопку инстинктивно, не думая о том, в какой инстанции видео может пригодиться в качестве улики и от чего оно может защитить её.
На восьмиминутной записи слышны грохот, затем звуки ударов по лицу и телу и плач Сирарпи. И голос бывшего мужа с лёгким иностранным акцентом. Он заставляет Сирарпи есть подгоревшую пиццу. Она плачет, что не может, просит сжалиться над ней (именно такими словами). Голос мужчины, сначала кричащий (с матом), становится спокойным и монотонным, даже медленным, словно он наслаждается унижением и ощущением своей силы и бессилием человека, который плачет перед ним.
Происходит такой диалог.
Он: «Ты собиралась выбросить (пиццу) с балкона? Нет, не стала бы. Потому что знала, если бы выбросила, я бы тебя запинал до смерти».
Она (сквозь слёзы): «А сейчас что делаешь?».
Он: «А сейчас не пинаю. Пока. Ешь. Чаю ещё выпей».
Она: «Что я тебе плохого сделала, за что ты мучаешь меня?».
Он (невозмутимо): «На. Воду добавил, чтобы не слишком крепкий был».
«В этом доме я решаю, ты тут слабое звено», — в другом отрывке голос его становится мягким, почти бархатным. Будто объясняет простую математическую задачу не шибко умному ученику. Продолжает рассказывать ей, что она всегда неправа, с наслаждением напоминая несколько раз, что решения тут принимает только он и «не разозлила, не получила бы».
Эта аудиозапись кажется бесценной находкой для психологов, в том числе для тех, кто будет проводить экспертизу, в полицию, но там отказались её принять «за истечением срока давности».
Вторая запись (видео) сделана в декабре 2021. Видео она сделала с целью представить его в суд, хотя боится, что и его отклонят под каким-то предлогом.
На видео Сирарпи подходит к двери квартиры бывшего мужа, стучит, ласково зовёт своего ребёнка, просит открыть ей. Дверь долго не открывается, затем слышен поворот ключа, на пороге появляется сын, кричит: «У-х-о-д-и!» и захлопывает дверь. Сирарпи через дверь просит его вернуться и рассказать ей, почему у него красные пятна на щеках. Дверь снова открывается, и на пороге появляется отец ребёнка.
Говорит, что у них у всех грипп, пусть она уйдёт, а он скоро отвезёт ребёнка к врачу. Сирарпи просит сказать адрес клиники, чтобы она тоже поехала. «Ты не поедешь и не снимай на телефон», — срывается на крик мужчина. Требует, чтобы она ушла и не появлялась без судебного пристава.
— Я пришла увидеть своего ребёнка, — настаивает Сирарпи.
— Вах, клянусь отцом… Хочешь — видеть «эту»? — мужчина оборачивается к сыну, стоящему в глубине коридора.
— Нет, уходи! — истерично кричит ребёнок. — Оставьте меня в покое!
— Я не «эта». Я — его мама!
— Ты — «эта»! «Эта» хочет, чтобы я её себе под ноги бросил, — обращается он к нынешней жене, которая стоит позади него.
— Да она провоцирует, а ты поддаёшься, — успокаивает его жена. — Иди, доешь. До свидания, — бросает женщина Сирарпи.
— Сладкий мой, я тебя очень люблю, что случилось? — продолжает Сирарпи.
— Уходи-и-и! Ты мне отвратительна! — крик ребёнка переходит в истерику.
— Ребёнок болен, а ты заставляешь его кричать, — орёт муж. — Уходи!
— Сегодня отвезём к врачу, — говорит его жена, которая тоже вынула телефон и в свою очередь снимает Сирарпи. — Как узнаем, что с ним, тебе напишем.
Дверь захлопывается.
Через несколько секунд муж отворяет её снова, выходит за порог, кричит: «Уходи отсюда, больше тут не появляйся!», наезжает на жену, та пятится назад, к лифту, он берёт большую коробку и кидает в неё. Затем подходит, поднимает коробку и произносит: «Пустая коробка!», видимо, для тех, кто увидит видео. Возвращается ко входной двери, где его дожидается жена и ещё раз кричит по направлению к лифту: «Только с приставом, поняла? Только с приставом, чтобы больше не появлялась тут, душевнобольная!».
— А тебе не страшно было одной идти? — после просмотра видео спрашиваю я, думая про газовый баллончик. — Почему твой муж не пошёл с тобой?
— Потому что и правоохранительные органы, и мой адвокат сказали, что пусть лучше муж не ходит со мной, так как это его (бывшего мужа) раздражает, напрягает. То, что у него жена, нормально, это у меня не может быть личной жизни.
Почему правоохранительная система зачастую негласно становится на сторону совершившего домашнее насилие, ратует за «сохранение семьи» — неважно, какой, — а защита жертвы насилия и интересы ребёнка находятся далеко не на первом месте?
Правозащитница Заруи Хованнисян указывает на несколько факторов, объясняющих такое отношение системы.
Большую роль тут играет внутренняя солидарность — в силовых и юридических структурах работают в основном мужчины, многие из которых не видят ничего предосудительного в том, что муж может применить насилие по отношению к своей жене (и сами нередко поступают так же в своих семьях) и, наоборот, упрекают женщину в том, что она вынесла исключительно семейную проблему на всеобщее обсуждение — даже когда семьи как таковой больше нет.
Казалось, хотя бы органы опеки, где работают в основном женщины, должны бы встать на сторону жены, а не поддерживать мужа. Заруи предполагает, что предвзятость работников этой службы можно объяснить коррупционной составляющей — когда мужчина или подкупает чиновников, или располагает знакомствами в высших инстанциях, — а также страхом, что насильник каким-либо образом сможет им навредить.
По мнению Заруи, немаловажную роль тут играет недоработанный закон о домашнем насилии, принятый в 2017. Вначале закон разрабатывался парламентом на основании черновика, подготовленного «Коалицией против насилия в отношении женщин», и многочисленных консультаций с представителями гражданского общества.
Но на конечную версию закона сильно повлияли националистические организации и лица, а также многие солидарные с ними члены парламента, которые беспокоились, что закон «может подорвать семейные ценности».
В итоге перед окончательным принятием закона по предотвращению домашнего насилия ось сместилась от защиты прав человека к защите института семьи. Закон называется так: «Закон РА о предотвращении домашнего насилия, защите лиц, подвергшихся насилию в семье и восстановлении мира в семье».
Последняя часть, указывает правозащитница, противоречит всем правовым и международным нормам: он призывает двух людей — насильника и жертву, — априори находящихся в неравном положении, к примирению, что означает сохранение неравных отношений и увеличивает риск повторного насилия.
К примирению взывает вся система, начиная от полицейских, которые по обращению жертвы насилия приходят в дом сделать предупреждение насильнику. Во время этого визита они часто обращаются к мужчине, который применил насилие, и к женщине, которая подверглась насилию, с призывом «забыть всё, помириться, решать внутрисемейные дела между собой».
К тому же в тексте закона упоминается защита «традиционной семьи», что опять же явилось уступкой националистически-настроенным организациям, следящим за тем, чтобы закон ненароком не коснулся защиты лиц, состоящих в однополых союзах. Так, в закон не вошло слово «партнёр», и домашнее насилие может считаться домашним насилием только если мужчина и женщина состоят в законном браке.
Правозащитные организации неоднократно организовали тренинги для работников полиции. Но короткие тренинги если что-то и поменяли, то только на уровне отдельных людей, а не системы, — говорит Заруи. Для глобальных изменений нужно, чтобы в процесс по-настоящему вовлеклось государство, а реформы коснулись всей образовательной системы, начиная со школ.
Заруи в этом плане подчёркивает важность работы СМИ. В наших СМИ домашнее насилие часто освещается когда есть инфоповод, особенно такой громкий, как убийство мужем жены, например, когда новость можно преподнести как скандальную.
У работников медиа зачастую недостаёт чуткости к жертве насилия. Например, один из наиболее часто задаваемых вопросов женщине: «А почему побил? Что ты сделала?», который как бы ищет оправдание насилию и повторно виктимизирует жертву, а не придерживается постулата: насилие — это преступление, неважно за что, важно, что бил.
И пока нет непредвзятой и чуткой работы всех описанных выше структур, истории, подобные делу Сирарпи, будут годами лежать в суде — или вовсе до него не дойдут.
***
Статья создана при финансовой поддержке Офиса Совета Европы в Армении.Совет Европы выпустил специальную брошюру, рассказывающую про то, как СМИ могут способствовать распространению стереотипов о женщинах и гендерном насилии в отношении них, а также о том, как этого избежать, на английском и армянском языках.
Домашнее насилие, в первую очередь, — это грубое нарушение прав человека. Конвенция ЕС о предупреждении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием призвано защищать женщин от всех форм насилия, а также обеспечить механизмы предотвращения. Конвенция гарантирует многосторонний профессиональный отклик и механизмы поддержки.
Конвенция Совета Европы о предупреждении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием ставит своей целью предотвращение насилия, защиту лиц, подвергшихся насилию, и наказание над совершившими насилие. Подробнее можно прочитать здесь (на русском языке).
В этом отношении законодательство РА о семейном насилии и насилии на гендерном основании всё ещё нуждается в реформах, чтобы соответствовать международно-принятым нормам.
4 основы Конвенции на армянском доступны здесь.
Подробности про постановления Европейского суда по правам человека касательно случаев семейного насилия в разных странах (на армянском) доступны здесь и здесь.
