Текст: Хасмик Хованнисян
Редактура: Фёдор Корниенко
Фотографии: Фёдор Корниенко
Чтобы вернули детей
Опухшими пальцами в мелких шрамах Мариам насыпает сухую молочную смесь в детскую бутылочку. Аккуратно заливает водой, долго встряхивает, чтобы перемешалось. Подносит соску ко рту малыша Артура и сразу же отдёргивает. Морщит лоб, словно пытаясь вспомнить что-то важное. Затем облегчённо улыбается и прикладывает бутылочку к щеке: проверить температуру молока.
Этим обычным материнским действиям Мариам научили в больнице, из которой она только что вернулась. Там её грудничку помогали набирать вес. Мариам очень старается запоминать и применять всё, чему её учили. Она верит, что тогда ей разрешат забрать остальных детей из приюта.
В комнате на третьем этаже общежития — приличная грязь. На столе и тумбочке гора посуды со следами жира, в недопитом чае в стаканах размножается плесень. Кровати, стулья, немытый пол в ковролитных лоскутах завалены хламом. Большие старые окна с потрескавшейся краской защищены от ветров разорванным тут и там полиэтиленом, но в комнате всё равно холодно. У стены стоит видавшая виды буржуйка со сломанной дверцей, где, по словам соседей, Мариам жжёт всё, что попадается под руку, начиная с дров и заканчивая одеждой и обувью.
Мариам ворчит, что оставила ключ сестре и попросила убрать комнату к её приезду, но за две недели сестра так и не удосужилась сделать это. Сестра Мариам живёт в том же общежитии на первом этаже.
«Мариам джан, завтра с утра пораньше тут приберём, чтобы когда пришли из администрации, тут всё чисто было. И еды наготовим. — говорит соседка Мариам Кристина. — Чтобы тебе вернули детей».
Через две недели снова навещаем Мариам. Без предупреждения. В детской коляске маленький Артур в опрятных светлых штанишках и жакете хватается за бутылочку, протягивает ко мне другую ручку и улыбается.
Мариам тоже рада нас видеть. Комната убрана, на столе — еда. Волосы у Мариам собраны в аккуратный пучок. Она рассказывает последние новости: ребёнок прибавил ещё полкило, и она написала заявление в региональную администрацию с просьбой вернуть ей детей. Я впервые слышу у неё такую долгую и связную речь. Замечаю, что с посветлевшего лица исчезло нарочито-покорное выражение.
Мариам просит найти ей работу. «Не хочу, чтобы всю жизнь другие помогали мне. Хочу сама содержать своих детей», уверенно, как свою собственную, произносит она фразу, которую я повторяла ей при каждой нашей встрече.
Я обещаю Мариам, что постараюсь и ловлю себя на мысли, что за время нашего общения она стала «своей», и что меня очень волнует дальнейшая судьба её и её детей. И очень хочется, чтобы она стала нечужой и тем, кто будет читать её историю. Неравнодушное окружение и поддержка нужны, чтобы сломать колею всеобщего отторжения, в которой оказалась она и её большая семья.
Научили быть мамой
С Мариам я впервые встречаюсь в больнице. В фойе перед отделением для грудничков многолюдно. Склонив голову набок, Мариам выслушивает вопрос, выдерживает долгую паузу и, часто мигая и не смотря на меня, отвечает. Её ответы отрывистые, немногословные и часто выдуманные. По угрюмому, ничего не выражавшему лицу трудно определить, сколько ей лет. Мариам говорит, что тридцать девять.
Время от времени Мариам напоминает, что её дети в приюте временно, и она заберёт их сразу же, как только её младшему станет лучше и их выпишут из больницы.
В медицинский центр «Арабкир» Артура с мамой привезли на скорой из стационара ванадзорской больницы. Ребёнок весил четыре килограмма, за шесть месяцев своей жизни прибавив всего один килограмм.
Единственный социальный работник медицинского центра Анна забросила всех остальных подопечных и отлучалась из палаты маленького Артура только на быстрый перекус.
Мариам в больницу приехала без сменной одежды для себя и ребёнка, без подгузников и детского питания. В первый день ей одолжили униформу санитарки. Молодая мама из соседней палаты послала мужа за памперсами для Артура. Медперсонал разделил с Мариам еду, а Анна попросила помощи у ванадзорского блогера Лалы Манукян.
Лала пишет на своей фейсбучной странице про людей, которым нужна помощь. Организует и оказывает им как материальную, так и моральную поддержку, часто выполняя работу нескольких НКО, администраций и министерств.
Пост Лалы на Фейсбук за несколько часов собрал огромное количество подгузников, одежды, детского питания, еды для матери, а также осуждающих комментариев. «Немедленно лишить её родительских прав, а детей отдать в приют», «зачем рожала, если не можешь заботиться?», «стерилизовать таких нужно», — возмущались пользователи. И бросились спасать грудничка.
Через день больничная палата Мариам больше напоминала склад, а отделение для детей до года — «проходной двор» из посетителей с большими сумками со всем необходимым.
Мариам пришлось научить элементарным навыкам материнства. Она не знала, как правильно приготовить молочную смесь, не подозревала, что бутылку нужно мыть, а упавшую на пол соску — стерилизовать, прежде чем засунуть обратно ребёнку в рот.
Не умела обращаться с подгузниками, под попу ребёнку засовывала тряпки, а использованную одежду выбрасывала, «потому что грязная».
Мариам научили стирать одежду ребёнка, и — когда малыш несколько окреп, — готовить ему каши.
«Артур не тянется к игрушке, не пытается сесть, а посадишь, — падает, как тряпичная кукла, — говорит заведующая отделением для детей до года Зиба Георгиевна. — Но похоже, его никто и не учил. Мариам не берёт его на руки, не играет с ним».
В первые дни ребёнок выплёвывал молоко. «Было ощущение, что он не знает, что это такое, — рассказывает Анна. — Только воду нормально пил. Теперь у него щёки порозовели, улыбается. У него куча подгузников и сухой смеси. Мариам уже научилась правильному режиму кормления. Но тут она знает, что мы заходим в любую минуту и проверяем. А когда вернётся к себе в общежитие, кто будет её контролировать ежечасно?».
За две недели пребывания в больнице ребёнок набрал почти килограмм. После кучи обследований и анализов его выписали с диагнозом: отставание в развитии и микроцефалия.
На вопрос соцработника Анны, как же она поедет домой со всеми вещами, которых хватит на один маленький грузовик, Мариам задумалась на секунду, склонила голову и, не глядя на Анну (она никогда не смотрит в глаза), уверенно выдала:
— Попрошу Нарека, чтобы приехал за нами на такси.
Нарек — её шестилетний сын. Его с братом и двумя сёстрами временно поместили в детский приют, когда младенец попал в больницу.
Два дома
Мариам с малышом Артуром из больницы в Ванадзор отвозим мы. В маленький Гольф запихиваем пакеты с помощью, которую привозили Мариам незнакомые люди. Два огромных пакета окончательно закрывают задний обзор, у фотографа Фёдора на коленях всё, что не поместилось в багажнике и салоне, а большая сумка на самом верху на заднем сиденье всю дорогу падает то мне на плечо, то на руку Мариам, защищающую головку ребёнка. Смотря каким колесом и в какого размера ухаб грохаемся на трассе.
Телефон Мариам разрывается от звонков. От мужа, сестры, ванадзорского социального работника Анаит. На каждый новый звонок она отвечает шумным вздохом и сварливым тоном.
Раз в десять минут Мариам звонит сама. В приют — напомнить, что её с малышом уже выписали, и в понедельник она точно приедет за детьми. Просит позвать старшую дочь, послушать её голос.
«Нара, вы как? Присмотри за маленькими, слышишь? Я очень скоро, через несколько дней приеду, заберу вас». Голос у неё становится мягким, и лицо освещается каким-то тёплым светом.
— Хочешь, сейчас поедем в приют, повидаешься с детьми?
Мариам на мгновение замирает, внимательно смотрит мне в глаза — впервые с нашего знакомства — и робко кивает. Лёд трогается. У Мариам больше не угрюмое лицо, и на расспросы я не получаю резких односложных ответов.
Во дворе Ванадзорского приюта к Мариам бросаются и виснут на шее одиннадцатилетняя Наира и шести и пятилетний мальчики. В выборе имён для детей Мариам не отличилась особым воображением — обоих зовут Нареком. Когда-то у Мариам был ещё один Нарек. «Его силой отобрали у меня и усыновили», — злобно говорит Мариам и быстро перечисляет имена и фамилии людей, «замешанных в этом».
Двухлетняя Роза вырывается из материнских объятий, прижимается к старшей сестре и плачет.
— Роза, это мама, — строго говорит Наира и требовательно толкает девочку к матери.
Тревожно смотрит на Мариам, не расстроилась ли та. Говорит, что та просто капризничает.
У Наиры, Розы и Артура — пронзительные синие глаза. «Это ген их папы, — вскидывает голову Мариам. — Он у меня русский».
Отец детей уже несколько лет, как отбывает срок в уголовно-исправительном учреждении Ванадзора. Последние два ребёнка — последствия тюремных свиданий. «Была драка. На почве ревности», — коротко и не скрывая гордости говорит Мариам.
По её словам у них была любовь с первого взгляда. Которая не утихла до сих пор. Муж, которого, как и их последнего ребёнка, зовут Артур, звонит ей несколько раз в день: удалённо руководит семьёй, требует детальных отчётов и даёт чёткие указания действий в любых жизненных ситуациях. С Артуром Мариам не расписана и числится матерью-одиночкой.
В ванадзорском приюте живёт тридцать шесть детей. Хотя здание явно нуждается в косметическом ремонте, внутри чисто, опрятно и светло. У детей есть возможность заниматься в кружках, есть своё личное пространство и, по словам замдиректора приюта Арутюна Эвояна, достаточно персонала, чтобы хватило на индивидуальный подход для каждого ребёнка.
Наира ведёт нас в игровую комнату поговорить. Мама с грудничком на руках и братья послушно следуют за ней. Наира приказывает им остановиться и подождать её в холле. С тем же смирением они слушаются её.
У Наиры смеющиеся глаза и маленькое тонкое тело. Трудно поверить, что эта бойкая и смышлённая девочка когда-то училась в школе-интернате для умственно отсталых детей.
Ответы Наира подбирает с осторожностью, так же, как её мама, которая постоянно боится, что скажет что-то неправильно, и детей немедленно заберут.
«Мне нравится тут, — говорит Наира. — Тут просторно, у меня есть друзья и развлечения. — И поспешно прибавляет. — Я бы хотела половину времени жить здесь, а другую половину — с мамой дома. Всегда здесь не хотела бы. Тут воспитатели порой такие злые, лучше не попадать им под руку (хохочет). А мама раз разозлится на меня и всё, проходит».
Некоторые ответы девочки кажутся заученными. В моей памяти всплывает рассказ Седы Гумашян, координатора программы инклюзивного образования восемнадцатой школы, где учится Наира. Однажды во время её визита в семью Нарек-старший, испугавшись, что она пришла увести их, выключил плиту в комнате, чтобы ей стало холодно, и она ушла.
«Я маме дома тоже нужна, — объясняет Наира. — Я прихожу из школы, делаю уроки и помогаю ей. Например, когда Артурик спит, мама подметает пол, а я мою посуду».
У Наиры есть мечта — стать парикмахером, когда вырастет, и «делать девушек красивыми». «А я стану волком, — хохочет Нарек-младший, когда мы спускаемся в холл. — Таким же сильным».
Молчаливый и серьёзный Нарек-старший, которого замдиректора приюта прочит в депутаты, исподлобья направляет на меня недоверчивый, даже враждебный взгляд, каким, наверно, смотрел на Седу.
Больше некуда
К офису службы по вывозу мусора на окраине Ванадзора ведёт ухабистая дорога. Офис — это гаражи со стоящими в них мусоровозами и несколько железных контейнеров. В контейнерах живут бездомные семьи. Мужчины здесь почти все задействованы в вывозе городского мусора.
Жительница одного из «домиков» Вардуш работает дворником — подметает городские улицы по ночам. В её ржавом контейнере трудно дышать из-за обилия хлама и вонючего запаха. В комнатке два узких сооружения наподобие кроватей. На одной спит женщина, с которой Вардуш делит жильё. Контейнер для женщины — как шикарная квартира по сравнению с выброшенным кузовом грузовой газели, в котором она жила раньше.
Безмятежно улыбаясь, Вардуш выуживает котёнка из-под груды тряпья и прижимает к груди. Старается не выпускать во двор. Там собаки, — впрочем ласковые и неагрессивные.
На вопросы Вардуш отвечает невпопад. Или энергично кивает, не переставая улыбаться. Редкие, жёлтые зубы и кончики пальцев выдают в ней заядлого курильщика. Под кроватью и рядом с контейнером валяются пустые бутылки из-под дешёвой водки.
Безмятежно улыбаясь, Вардуш выуживает котёнка из-под груды тряпья и прижимает к груди. Старается не выпускать во двор. Там собаки, — впрочем ласковые и неагрессивные.
На вопросы Вардуш отвечает невпопад. Или энергично кивает, не переставая улыбаться. Редкие, жёлтые зубы и кончики пальцев выдают в ней заядлого курильщика. Под кроватью и рядом с контейнером валяются пустые бутылки из-под дешёвой водки.
Вардуш — мама Мариам. Мариам со своими братьями и сёстрами выросла в этих гаражах. Долгое время работала на мусоровозе. Продолжала жить здесь с мужем и четырьмя детьми.
Пять лет назад один ребёнок умер. На четырёхлетнюю девочку опрокинулась кастрюля с кипящей водой, когда Мариам, уходя на работу, оставила ребёнка со своей мамой. Девочку «обработали» домашними снадобьями, завернули в одеяло и положили на тахту «прийти в себя». Она умерла от ожогового шока.
По случайности именно в день смерти ребёнка младший сотрудник отдела региональной администрации Ванадзора по защите прав семьи, женщин и детей Ани Казарян совершала очередной проверочный визит в семью Мариам. По словам Ани, проблематичная и «социально нездоровая» семья женщины всегда была в поле зрения администрации.
Совет опеки и попечительства, удостоверившись, что у Мариам нет соответствующих жилищных и бытовых условий для содержания детей, попыталась пристроить семью в общежитие, но «там не оказалось мест, и проблема не получила решения». В дневные центры развития разных НКО детей тоже не взяли ввиду дошкольного возраста. Получалось, что ребят, попавших в трудную жизненную ситуацию, кроме как в приют некуда было устроить.
Старший сотрудник отдела Наира Амбарцумян говорит, что в Ванадзор постоянно перебираются необеспеченные семьи из соседних городов и сёл. Город не имеет центра социально-психологической реабилитации и неспособен предоставить им соответствующую помощь. Региональная администрация и мэрия Ванадзора «сбрасывают» такие семьи действующим в городе НКО, однако их возможности тоже ограничены.
Детей Мариам поместили в Ванадзорский приют, но суд отказался лишить её материнских прав, постановив, что «бедность — не повод для этого». Вскоре оказалось, что Мариам беременна. Ей выделили комнатку в общежитии номер 90.
Ани рассказывает, что Мариам постоянно приходила в администрацию и требовала вернуть детей. Ловила сотрудников на улице, просила, угрожала, твердила, что во что бы то ни стало заберёт их.
Так как суд не признал их оставшимися без попечения родителей, и соответственно, не определил им статус, дети Мариам долго не могли оставаться в приюте. Когда младшей девочке, Розе, исполнилось два года, благотворительная организация «Аравот» включила семью в программу разгрузки детских домов и других попечительских учреждений, действующую уже пятнадцать лет в сотрудничестве с Министерством соцобеспечения РА.
Под ответственность организации детей вернули матери. Несмотря на то, что её умение домашней хозяйки и мамы, мягко говоря, оставляло желать лучшего.
«Ключевым в нашем решении была очень сильная эмоциональная связь между Мариам и детьми, — говорит президент НКО «Аравот» Маргарита Шахвердян. — Есть матери, которые годами не вспоминают про своих детей в приюте. Но только не Мариам. Она дважды в неделю навещала детей, каждый день говорила с ними по телефону. Видели бы вы, как плакали дети, когда их отвозили в приют».
Матери и детям предоставили комнату побольше в том же общежитии. Мариам была беременна пятым ребёнком.
Из огня да в полымя
В НКО «Аравот» гневные и обвиняющие организацию в халатности комментарии под постом о Мариам вызвали возмущение. Приставленная к семье соцработник Анаит Петросян считает, что в работе с Мариам они продвигаются медленными, но правильными шагами.
По мнению Анаит, работу усложняет недоверчивость Мариам к людям. Каждый новый человек для неё враг — осуждающий и норовящий забрать у неё детей. Именно поэтому, утверждает соцработник, она долго не соглашалась лечь с ребёнком в больницу, когда Артур перестал прибавлять в весе. Боялась, что пока она будет лежать там, её детей отвезут в приют.
Агрессия Мариам — не что иное, как самозащита от постоянного сыплющихся на ней обвинений со стороны общества. Мариам устала от осуждения, от повторяющегося вопроса «Зачем родила?» и следующего за ним ответа: «Конечно, из-за пособий».
Анаит говорит, что ей понадобилось немало времени, пока Мариам научилась доверять ей.
«Оказалось, она может быть очень послушной. Даёшь ей задание, она его выполняет. В отличие от матери, Мариам не курит, не пьёт, и всё её мысли — о детях.
Она поняла, что я общаюсь с ней на равных и начала раскрываться мне навстречу. Научилась звонить и советоваться. Например, говорит — старшая дочь лупит младшего брата, что мне делать? Советую ни в коем случае не бить девочку и не орать на неё, а объяснить, что она старшая, должна заботиться о брате. Или послала мальчика за хлебом, а он истратил восемьсот драм из тысячи на цветные маркеры. Мариам звонит в ярости, жалуется. Опять же предостерегаю от наказывания ребёнка, рассказываю мальчику про деньги, про то, что нужно грамотно их тратить и советоваться с мамой».
Анаит рассказывает, что организация разделила работу с Мариам на два этапа: сначала научить её бытовым навыкам, затем налаживать её взаимоотношения с окружающим миром.
«Аравот» оплатили покраску стен комнаты в общежитии, приобрела кровати, кое-что из мебели, домашнюю утварь. Помимо буржуйки купили ещё две электрические плиты, специально такие, которые автоматически выключаются при падении. В рамках программы Мариам возмещается плата за электричество. У женщины есть газовый баллон для готовки и нагревания воды. Также ей предоставили талоны в общественную баню.
По словам Анаит, Мариам научилась готовить, убирать дом, купать детей. Из пособия для детей в 55 000 драм в месяц сама исправно вносит плату в 5000 драм за детский садик для обоих Нареков.
«Эти люди, которые писали, что никто не занимается Мариам, они даже не подозревают, откуда мы их вытащили и какую работу проделали с ней», — говорит Маргарита Степановна. Также она напоминает людям, с компьютерных экранов помещающих детей Мариам в приют, что специальные учреждения негативно влияют на психическое развитие ребёнка.
С ней трудно не согласиться. Мусорные гаражи — жуткое место, но приютским детям не хватает внимания и материнской любви. Стоит отметить, однако, что и общежитие, в которое поселили Мариам, вряд ли может на что-то благотворно влиять.
В трёхэтажное здание на окраине города многие таксисты отказываются ехать. Мрачные длинные коридоры, один грязный туалет на этаж — с тремя полузакрывающимися кабинами и лужами мочи прямо на полу. По коридорам тянутся «квартиры», разделённые на комнаты самодельными перегородками из одеял, занавесок и шкафов.
За каждой дверью живут люди, которым больше некуда идти. Разные. Кто-то вместе с маленьким ребёнком сбежал сюда от тирана-мужа, кого-то родственники обманом лишили жилья, другой на ничтожное государственное пособие пытается обеспечить более-менее достойную жизнь для брата с инвалидностью. Тут также нашли приют бывшие заключённые, люди с алкогольной и наркотической зависимостью, буйные или молчаливые, с надеждой когда-нибудь выбраться — или давно махнувшие на всё рукой.
Здесь многие недолюбливают Мариам. «Из-за того, что ей много помогают», — объясняет соседка Кристина, одна из немногих, кто относится к ней хорошо. Кристина разделяет комнатку с мамой-астматиком и двумя маленькими сыновьями. Она сбежала от мужа, который пил и поднимал на неё руку.
Помогать непросто
Материальная помощь приходит Мариам от «Аравот», других НКО, региональной администрации, мэрии и частных благотворителей.
Лилия Абраамян, которая помогает неимущим, впервые навестила семью зимой, когда родился маленький Артур. «В комнате было холодно, — вспоминает она. — Дети были голодные и грязные. Новорожденный в одном боди пил мутную воду из бутылки».
Лилия с друзьями купили молочную смесь, еду, сладости, тёплую одежду и зимнюю обувь. Доставили в общежитие четыре кубометра дров.
Меньше, чем через две недели ей позвонила Мариам и попросила ещё дров. Те, привезённые раньше, якобы украла сестра.
Когда дети появились в школе в старых рваных сапогах, соседи рассказали, что Мариам сожгла одежду и обувь в буржуйке. Молочная смесь тоже исчезла.
Семью навещала и координатор инклюзивной программы в наириной школе Седа. Она тоже указывает на частый холод, отсутствие еды и беззаботность Мариам.
«Я брала ребёнка на руки, и пелёнка под ним была мокрая, хоть выжми. Провода от плиты и телевизора без вилки были воткнуты в одну розетку. Я бы не рискнула и тронуть их, а шестилетний мальчик бойко включал и выключал. Мы покупали ей молочную смесь, но никто из нас не мог каждый день ходить к ней домой и проверять, правильно ли она готовит её».
Седа рассказывает, что старшая вернулась из приюта с довольно развитыми бытовыми и поведенческими навыками. Через несколько месяцев ребёнка словно подменили. Она перестала следить за внешним видом и гигиеной. Родители других детей стали жаловаться.
Соцработник Анаит учила Мариам держать детей в чистоте и купать их каждый день. По рассказам Седы, однажды посреди зимы Наира пришла в школу с волосами, с которых капала вода. Так Мариам выучила, что детей нужно купать.
Украденное детство
Несколько лет назад в рамках программы по разгрузке «Аравот» стала работать с девочкой из коррекционной школы, у которой не было никаких умственных проблем. Они были у её мамы. Семья тоже жила в гаражах мусоровозов.
«Мы решили работать с семьёй через девочку, — говорит Маргарита Степановна. — Продвигались очень медленно небольшими шажками. Нашли частного благотворителя, с помощью которого стало возможным переселить семью из мамы и трёх её детей в общежитие. Сейчас эта девочка уже окончила колледж, работает и содержит свою семью.
Это девочка — племянница Мариам. В «Аравот» намерены повторить эксперимент и с её старшей дочерью.
Наира — не по годам самостоятельная и, возможно, потянет этот груз. Но насколько справедливо лишать её детства и сделать главой семьи в одиннадцать лет? Этим вопросом задаётся замдиректора приюта Арутюн Эвоян.
«Наира поступает к нам такой серьёзной, маленькой мамой, вся в заботах о младшей сестре. Приходит из школы, воспитательница ей говорит: иди делать уроки, а она — сначала проверю, выпила ли сестра молоко. Когда их только привезли, трёхлетняя девочка не спускалась с рук старшей сестры, и еду ела только с её рук. Проходит несколько дней, Наира видит, что о Розе тут заботятся, — и расслабляется, снова начинает смеяться и вести себя беспечно, как ребёнок».
Эвоян не исключает, что упорная работа с Мариам может привести к хорошему результату, но какой ценой? «Тут важно сохранить приоритет интересов ребёнка. Помогать матери вполне нормально, но девочка раньше времени сама психологически стала мамой. “Аравот” мог бы продолжить свою работу с Мариам, но хотя бы до получения какого-либо ощутимого результата пусть дети остаются в приюте».
Взять и повести
Время от времени Мариам звонит мне: сначала всегда спрашивает, как у меня дела, затем сообщает, что вот уже на днях поедет и заберёт детей. На самом деле в отношении её детей попечительский совет вынес решение ещё раз обратиться в суд с просьбой лишить её родительских прав.
Прав лишат на детей, которые уже есть. Однако что делать с детьми, которые могут появиться у Мариам снова?
Из людей, помогающих Мариам, некоторые подтверждают сильную привязанность матери и детей. Другие предполагают, что немаловажную роль в её всё новых и новых беременностях играют деньги, которые Мариам получает от государства. Или что с Мариам трудно, потому что она на самом деле не хочет меняться.
Все эти предположения могут быть верными и не исключать друг друга. Жизнь на пособие и средства благотворителей — конечно, не шикарная, но более лёгкая, чем самостоятельный и постоянный поиск средств к существованию.
От бесплатной еды и вещей трудно отказаться. Но материальная помощь, выдаваемая безвозмездно и часто безнадзорно, помещает людей в некую зону комфорта, из которой трудно выйти. Как следствие, она не приводит к качественному повышению уровня жизни.
У Мариам очень низкая самооценка. Даже в общежитии она — как представитель индийской низшей касты, неприкасаемая. По словам Кристины, бывало, её избивали соседи, требуя не пользоваться общим туалетом, потому что она — неряха.
Даже собственная сестра держит Мариам в безотказном подчинении. Кристина рассказала про одну особенность Мариам: она раздаёт вещи направо и налево особенно людям, которые с ней плохо обращаются. Как будто таким способом стремится заслужить расположение «высших каст».
«Уверяю вас, в нашем регионе Мариам никогда не была обделена вниманием, — говорит старший сотрудник отдела региональной администрации Ванадзора по защите прав семьи, женщин и детей Наира Амбарцумян. — Ей помогают разные организации и частные лица, она записана во многие социальные программы. Из администрации, мэрии, полиции совершаются домашние визиты. Даже в детсад и школу ходим, проверяем детей».
Но каким-то образом женщина, на которую направлено столько внимания, не сумела приобрести укоренившихся навыков ведения быта и родительства, а её ребёнок попал в больницу с недоеданием.
Огромные пакеты с продуктами и кубометры дров и даже ежедневные визиты на полчаса не решат проблему Мариам. Она, правда, послушная. Но и легко забывающая, так как не понимает причинно-следственной связи своих действий.
Мариам выросла в мусорных гаражах у родителей с проблемами с интеллектом. И она, и её братья и сёстры учились в школе-интернате для детей с умственной отсталостью. Мариам не знает, «как правильно», потому что никогда не видела этого «правильно».
Поэтому помощью она распоряжается весьма своеобразно. Например, новую дорогую стиральную машину, которую ей подарила одна благотворительная организация, Мариам через несколько дней продала всего за 100 долларов.
В общежитии условия чуть лучше, чем в гаражах. Но его обитатели таким же образом изолированы и отвергнуты обществом.
Диагноз «микроцефалия», который поставили шестимесячному Артуру — очень серьёзный и требует длительной и грамотной реабилитации, обеспечение которой в условиях, в которых живёт Мариам, вряд ли будет возможно.
На одну соцработницу Анаит Петросян приходится тридцать один ребёнок. Даже при всей её отзывчивости и сердобольности, уделять достаточно времени и внимания каждому ребёнку — едва ли возможно.
Есть семьи, которые нужно немного подтолкнуть, вывести их из трясины, а дальше уже они сами справятся. Мариам не такая. Её нужно взять за руку и вести. Долго и упорно.
В больнице за несколько дней неопрятная, кое-как одетая Мариам преобразилась благодаря новой одежде и волосам, собранным в аккуратный хвост. Там за ней постоянно следили. Она была в отличном от привычного общежития месте, где чистота была нормой, и к ней легче было привыкнуть.
Из тюрьмы скоро освободится муж. Когда-то давно они жили в деревне, где оба работали доярами. Мечтательная улыбка трогает её лицо, когда Мариам рассказывает об этом. Робко просит помочь ей найти именно такую работу.
Я спускаюсь по обшарпанным ступенькам общежития и представляю себе идеальное решение для Мариам, её детей и других подобных семей — центр временного кризисного размещения, состоящий из нескольких коттеджей, где-нибудь в красивейшей природе Лори.
Стены и мебель в коттеджах обязательно светлые, окна большие и солнечные — так, чтобы сама обстановка располагала к желанию изменить свою жизнь. В домиках размещены семьи, оказавшиеся в трудной жизненной ситуации. В каждом доме живёт социальный работник. Для каждой семьи составляется индивидуальный план социального и психологического сопровождения.
Задача центра — подготовить временно размещённых здесь людей к самостоятельной жизни в будущем. А также создать сообщество уже выбравшихся из трясины людей, которые, получив помощь, сами становятся тем, кто эту помощь оказывает.
В центре можно было бы обучить людей разным ремёслам, а также обеспечить их работой на месте — например, держать коров и продавать сделанные руками жильцов сыр и другие молочные продукты. Выращивать, вязать, шить, стругать — другими словами, приобретать навыки, которые помогли бы им встать на ноги. И чтобы обязательно были парикмахерские курсы. Чтобы Наира, когда вырастет, научилась «делать девушек красивыми».
Помочь человеку обрести собственное достоинство и веру в себя, почувствовать себя не изгоем общества, а его полноправными членом — и отпустить в свободное плаванье. Иметь такие центры по всей стране — очень даже возможно, не правда ли?
В нашу последнюю встречу у Мариам дома была молочная смесь из благотворительного пайка, которая не подходила её мальчику. Она попросила меня отдать порошок какому-нибудь другому ребёнку.
«Мне столько помогают. Пусть я тоже кому-то доброе дело сделаю», — несколько раз повторила она, как будто смакуя новое для неё ощущение нахождения на другой, не просящей, а дающей стороне.
