Собака на диване — это нормально
Сэмми, ещё два года назад — самая сложная собака приюта «Кентавр». Мы взяли неуравновешенного белоснежного лабрадора с приступами агрессии за лапу и в ходе изнурительной поведенческой терапии привели его к точке стабильности, где он находится сейчас: любвеобильный, лояльный пёс, но всё ещё легко возбудимый.
Всякий раз, когда на горизонте появлялся потенциальный усыновитель на Сэмми, мы честно и подробно рассказывали про особенности его сложного характера, заключая наш рассказ фразой вроде: «Вы должны ему показывать, что доминируете».
Я беспечно произносила слово «доминировать», потому что неоднократно слышала его от специалистов, работающих с собаками, и встречала в онлайн руководствах по дрессировке. Но постепенно я стала ощущать смутный внутренний протест. Что же такое «доминирование» на самом деле и так ли важно всегда главенствовать в отношениях с собакой?
— Когда к тебе приводят собаку на коррекцию поведения, подозреваю, что владелец большей частью формулирует свой запрос словами: «Я хочу, мне нужно…», не очень считаясь с желаниями и особенностями самой собаки. Что делает специалист в случае странных, скажем так, или неуместных запросов?
— Коррекция собаки восемь из десяти — это обучение владельца. И только два из десяти работа именно с собакой, когда владелец всё понимает, всё делает совершенно правильно, но собака показывает нежелательное поведение, с которым человек не может разобраться.
Мы не говорим плохое или хорошее, мы говорим желательное или нежелательное для владельца. Или видовое и не видовое — свойственное виду «собака» или не свойственное. Например, жрать камни — несвойственное поведение, а орать на детей — очень даже свойственное. Нежелательное, но свойственное.
Задача специалиста по коррекции разобраться, что происходит, и сформулировать с владельцем его цель. Например, моя собака не любит детей. Моя цель в работе с ней — безопасность окружающих, но у меня нет цели, чтобы моя собака любила детей.
Владельцы, как правило, описывают свои цели через «Хочу, чтобы моя собака была добрее к детям». Но поскольку у собак нет абстрактного мышления, то в работе с ними мы не оперируем прилагательными и существительными, мы оперируем глаголами. [Правильный вопрос такой], а что должна сделать собака вместо того, чтобы орать на детей?
Или: «Хочу, чтобы моя собака была спокойной». И ты выясняешь, что собака начинает нервничать, когда телек включается, и требует это прекратить. Какая у тебя дальше цель? Что должна делать собака вместо того, чтобы орать на тебя, чтобы ты выключил телевизор? Например, [надо научить её] уйти в другую комнату, игрушку принести, вообще выйти на улицу.
Словом, задача специалиста по коррекции — поговорить с владельцем и узнать, что он вкладывает в понятия, дальше предложить действие, а потом оценить возможности собаки. Коррекция — это совершать сознательные действия по изменению поведения и встраиванию их в обыденную жизнь так, чтобы человек практически не замечал этого.
— Меня очень заботит тема жёсткости, физического насилия, что присутствует в дрессуре собак. Ведь тренеры во многом переняли методы военных, которые первыми стали дрессировать собак, и команды часто напоминают муштровку солдат.
— Бить собаку для обучения не имеет смысла, потому что боль не способствует никакому пониманию, ты не можешь собаку научить на боли, а только на веселье и радости.
Но это сравнительно недавние знания. Открыли их первым делом в школьном обучении человеческих детей. А потом появилось МРТ, расширились знания о том, как мозги собак устроены, и люди поняли, что в общем и целом боль — плохо и бессмысленно.
— Но насилие в отношениях с собакой в той или иной форме присутствует ведь?
— Мы к существам бесправным в целом применяем много насилия. Когда решаем за ребёнка, что он пойдёт в детский сад в пять лет, не будет рисовать, а пойдёт на бальные танцы или футбол, за животное, что оно будет стоять, пока мы стрижём когти, а не убегать с криками и жрать нам руку.
Корректоры используют в дрессировке негативное воздействие, так называемый контрастный метод — когда учишь собаку на то, что сделав что-то хорошее, она получает вкусняшки, а если она что-то не так делает, получает неприятное воздействие.
Неприятное, но ни в коем случае не болезненное. Например, типичный контраст, когда мы приподняли собаке поводок, поставили пальчик на попу, ей очень некомфортно стоять в этом положении, и она садится. Тогда мы её отпускаем и обязательно хвалим.
В начале 90-ых годов мне попался справочник по дрессировке собак, а там список не поддающихся [дрессировке] пород собак. И объяснение, что с ними не работает контрастный метод. А других тогда не знали. Методом контрастной дрессировки работают не со всеми собаками. Если попробовать низко-инфантильную собаку, которая не любит гладиться, учить контрастом, то мы дадим ей такой негативный опыт, что учиться она ничему не будет.
Щенкам негативное воздействие можно давать самое минимальное. Если щенок, играя, жрёт мне руку, надо ему сказать, что мне неприятно, больно. Например, громко взвизгнуть и прекратить с ним общение. Перестаёт делать больно — игра продолжается. Но сделать ему больно, валяя его по полу, не надо.
— Мне всегда казалось, что насилия и агрессии много присутствует во взаимоотношениях самих животных. Например, мама-собака оттаскивает за шкирку щенков, когда те достают её, или одна лошадь лягает и кусает другую, когда та вторгается в её личное пространство.
— Давай разделим. Агрессия или вообще конфликт — нормальное свойство существования в обществе — как человеческом, так и животном. Насилие — это когда у нас есть правный человек, который работает с бесправным против его воли. Насилие не обязательно агрессивное. Например, если ты взяла в охапку собачку, из которой торчит прут и нужно ей помочь, а она сопротивляется и кричит, так как ей больно, то это насилие, но без агрессии.
Яркое проявление агрессии — когда мы подрались за косточку или за тысячу долларов, которые упали на землю, или за то, кто моет сегодня посуду — это вообще редкость, особенно у такого развитого социального вида, как собаки. Если бы они всё время агрессивничали до такой степени, чтобы драться, то они давно уничтожили бы друг друга.
На самом деле им невыгодно делать друг другу больно, и они разработали язык. Большая часть языка собак — это так называемый сигнал примирения. Вот щенок достаёт свою маму, она на него рычит: прекрати меня доставать. Это агрессия. Щенок не понял, она его приложила [к земле], сидит и ждёт. Щенок успокаивается, она помирилась с ним.
Как она мирится? Закрывает зубы, ушками-глазками [показывает]: давай играть. Ну, некоторые сучки раздражаются настолько сильно, что больно треплют своих щенков и вырастают дети, которые тоже (если специально с ними не проработать эту историю) начинают драть своих детей, других собак. Потому что им никто не показал более спокойного способа.
— Собственно, как у людей.
— Собственно, да. Это немного связано с теорией доминантности. Вообще, в этом плане жизнь всем подпортил Дэвид Мич, который изучал волков в зоопарке и выпустил книжку «Альфа-статус, доминация и разделение труда в волчьей стае». В книжке рассказывается про волков-подростков, которые в природе уходят подальше от своей стаи, начинают искать себя и готовы драться со всем и вся, выискивая своё положение в мире, а тут их заперли в одном узком, маленьком пространстве. Мич там увидел и альфа-статус, и жёсткую иерархию с чётким порядком, и на основании этого написал книгу.
Эта книжка была совершенно инновационная, её все подхватили, перекинули на собак и пошло-поехало: если собака забралась на диван, то она доминирует, не нужно разрешать ей это. А она залезла на диван, просто потому что ей там уютно, и вообще, почему диван имеет такое решающее значение?
— Почему книга Митча имела такой успех?
— Это очень удобная история, когда мужик в семье главный, под ним где-то сын, жена, дочь, ещё под ними собака. В сообществе животных жёстких иерархий в основном нет. Есть либо у видов, которые не разработали мозг, как курицы, например (у них жёсткий порядок клевания: старшие, более сильные курицы клюют, потом послабее, потом ещё слабее и так далее), либо в искусственных сообществах типа зоопарков.
А в остальных, более-менее нормальных естественных сообществах этого нет. Более того, там часто меняются роли. Кто-то лучше ищет путь, например, кто-то лучше охраняет. Часто в стаях собак и волков за поиск пути отвечает сученька, причём не самая старшая, а не альфа-самец, как принято считать.
Мич через несколько лет [после издания книги] поехал в живую природу к волкам. И офигел от того, что не увидел той самой жёсткой иерархии. Через ещё несколько лет написал новую книгу, попытался запретить издавать свои те первые, но издательства зарабатывали так много денег от них, что не получилось, и они до сих пор выходят.
Те книги были написаны про замкнутое сообщество, в котором некуда деться. А в естественной среде есть ареал обитания, в котором есть щеночки, старшее поколение, которое почему-то не передралось между собой, а которое, наоборот, решает конфликты, если щенки подрались. И все живут более-менее мирно и счастливо.
— У меня, как, наверно, у многих людей, доминирование ассоциируется не с Мичем, а с Сезаром Миланом.
— Сезар Миллан снимал эту популярную передачу о собаках с какими-то безумными кейсами магии — вот была собака, мы её так подёргали и ей стало хорошо… Правда, мы не видим в передачах собак, которым стало от этого плохо.
При таком подходе я думаю, что в девяти из десяти случаев, когда мы фактически методом чистого насилия тянем собаку, что-то заставляем делать, при этом рассказывая: я — начальник, ты — дурак, мы либо делаем собаку, которая ломается на нервный срыв, либо включаем защитный механизм и получаем собаку с выученной беспомощностью, которая пока ей не дали команду, ничем не интересуется вокруг, боится делать что-то кроме того, что ей разрешили. Это можно наблюдать на многих служебных собаках.
Я всё-таки исхожу из какого-то младшего, но всё-таки партнёрства. Чтобы нам с собакой было хорошо вместе — естественно, в заданных мной границах, где я всегда немного сволочь.
— Запрет собаке подниматься на диван является одним из строжайших табу во многих семьях. Владелец в данном случае та самая сволочь?
— В семьях, где теория доминации пришла к хозяину, и он считает, что диван это очень ценный ресурс, он начинает бороться с собакой за местоположение на диване, а собака такая — ага, он его отстаивает, значит, мне тоже надо. Я, например, с [своей собакой] Чапой не борюсь. Я могу сказать — ты мне мешаешь на диване. Если я хочу прилечь, у нас есть команда «Вниз». А если ты мне не мешаешь, я могу рядышком сесть.
Ну, у нас есть границы всякие. Например, что кровать, на которой мы спим, не является диваном, потому что песок вытряхивать с кровати — такое себе удовольствие. Но ты меняешься этими ролями всё время. Это нормальный общественный процесс. Это то, что называется мягкой иерархией.
А жёсткая иерархия, то есть если мужик всегда прав, он всегда прав, плоха тем, что порождает гиперответственность. И очень устойчива. Если Акела один раз промахнулся, то Акеле каюк. Потому что никто не поверит, что Акела может быть ещё прав хоть в чём-то. Поэтому этих иерархий на самом деле очень мало.
— Приведи пример ситуации, когда доминирует, скажем так, собака.
— Назовём это периодами лидерства. Когда, например, собака отправляется утку из озера вытаскивать. Когда защищает тебя на улице. Когда бегает по территории и орёт на прохожих, проходящих мимо. Тогда она берёт лидирующую позицию.
Любить телевизор — необязательно
— Собаки все разные и, соответственно, способности и характеры у них разные. Как понять грань между обучением и ломанием характера? Кто вообще устанавливает эту грань? В каких случаях можно считать, что вот это — особенность собаки, ну и ладно?
— На самом деле это сложная грань. Проверяется тем, что ты засовываешь собачку в какие-то обстоятельства и понимаешь, что она может или не может. Если видишь, то собака сильно возбудимая, то без предварительной подготовки прийти с ней, например, на рейв-фестиваль, где куча светящихся штучек, много людей, кто-то бухает, кто-то танцует, ещё вокруг петарды взрываются — плохая идея.
— Это да. Но вот ты гуляешь с собакой, всё тихо и вдруг фейерверк бахает. Она может испугаться, убежать, попасть под машину. У нас таких случаев немало, зоозащитники постоянно поднимают эту тему.
Ещё у нас [в приюте Кентавр] есть пёс Лалош, который сильно боится грозы, сразу забирается под стол и не двигается часами. Твоя Чапа тоже боится, проявляя это тем, что начинает отчаянно лезть к людям гладиться. Ведь со всеми этими случаями нужно работать?
— С этим нужно работать. У Чапы изначально была паника от громких звуков, в частности от телевизора, она его ненавидела. Чапа оказалась у нас так: волонтёры попросили нас приютить её на то время, пока ищут ей хозяев. В первый день она немного расслабилась, и тут супер-громкий звук, который она не ожидала, и она кидается под кресло, снося вокруг всё.
Она могла забиться в подвал, а за ней тянулся восьмиметровый шлейф поноса, тряслась и не могла успокоиться часами. Это ненормально, мешает жить, и с этим нужно работать.
Мы в целом прорабатывали. Первые два месяца мы смотрели фильмы с телефона, сначала без звука, постепенно прибавляя громкость. Мы достигли того, что она «говорила»: мне очень неприятно, что вы включили телевизор, поэтому я пошла [из комнаты]. Потом наступил момент, когда мы [с женой] смотрим какой-то сериал, прибегает Чапа и начинает ругаться на телевизор — выключите, вы мне жить мешаете! И мы такие — урра, прогресс наступил! Потому что если с чем-то борешься, то ты этого уже не боишься, знаешь ли.
У неё есть ещё много разных багов, но боязнь громких звуков мы починили до состояния — мне не очень приятно, я бы предпочла, чтобы не включали, но жить можно.
— И это необязательно/невозможно проработать до конца? Например, чтобы она полюбила телевизор.
— Когда мы чему-то хотим научить собаку, наш первый вопрос должен быть «Зачем?», а второй — «Кому это будет выгодно»? Например, постричь когти — однозначно выгодно собаке. Я как владелец, получаю отсутствие артрита к её восьми годам, удовольствие от того, что собака будет лучше ходить, ей не больно, но в общем и целом бенефициар тут собака.
Другой пример — я хочу научить собаку приносить ключи. Это надо мне. Ну, собачка может получить удовольствие от того, что сделала что-то классное, а я за это буду её гладить. Скажем, это нужно и мне, и собаке.
А вот моя собака плохо относится к детям, она их не понимает, боится их, ей рядом с ними тяжело. Мне нужно, чтобы если ко мне забежала какая-нибудь девочка, то собака её не сожрала — мне потом деньги платить и краснеть. Поэтому я работаю над её адаптацией к детям для себя. Собаку, которая не любит детей, можно научить их терпеть и не трогать, уходить в домик и не переживать, что они бегают по саду. Но, как я уже говорил, ей необязательно любить их.
— Есть случаи, когда абсолютно невозможно работать с поведением собаки — например, она долгое время участвовала в собачьих боях и агрессивна к другим собакам и людям — и ничего не остаётся кроме как усыпить её?
— Для меня усыпление однозначно в случае, когда собака не получает удовольствие от жизни и/или получает боль. Например, у моей [прошлой] собаки была опухоль головного мозга и к концу жизни она 23 часа из 24 была овощем. Боли у неё не было, но были галлюцинации, невменяемость. Наш ветеринар, стоящий на позиции «только когда боль», говорил: мы её держим, у нас что-то должно получиться. Я считаю, что это неправильно. Я считаю, что если у тебя есть долговременный овощ, который не получает удовольствия от жизни, его нужно усыплять.
Подходит ли под это описание собака, участвовавшая в боях? Ну нет. Поэтому усыпление от поведения не годится.
Но тут встаёт вопрос про твои ценности. Ты не можешь справиться с поведением [собаки], и тебе нужно либо зафигачить её в какой-нибудь приют, либо усыпить. Мои ценности говорят, что если мы собрали консилиум, запросили супервизию у других специалистов, сходили к ветеринару и ничего не обнаружили, а собака продолжает кусаться, тогда при выборе между жизнью в узкой клетке практически без выгула и усыплением я выберу усыпление. Но это крайний случай.
— Получается, с агрессией практически всегда можно работать.
— Случаи агрессии чинятся более-менее, как только ты разобрался, чего хочет добиться собака. Конструктивная агрессия, у которой есть конкретная цель, чинится всегда.
Тяжелее всего из конструктивной агрессии чинится инструментальная, когда собака понимает, что кус или рычание работает настолько хорошо, что начинает применять его везде.
Другой вид агрессии — фрустрационный. Если определять агрессию через способ добиться своей цели, то фрустрационная агрессия — это даже не агрессия. Но будем придерживаться общего формата — это агрессия, у которой нет цели, она происходит, потому что собака легковозбудимая, как Сэмми. Что-то там промелькнуло, или она возбудилась в игре и вместо игрушки стала жрать твою руку.
Чинить собаку, чтобы она не кусала в случае с фрустрационной агрессией, можем так: даём ей установку — вместо того, чтобы жрать руку хозяйки, иди, жри мягкую игрушку, разорви её, ура, мы даже похвалим. Мы адаптируем среду, не перевозбуждаем такую собаку. Если собака уже кусала неоднократно в процессе воспитания и нам страшно с ней работать, то одеваем на собачку намордник.
Бывает агрессия боли и страха. Например, у собаки спазмы желудка, ей дико больно, и она кусает всё, что подвернулось под руку, а подвернулась рука хозяина. Она чинится убиранием боли.
И последний вид агрессии— это гейм, наркотическая зависимость от драк. Как правило, она бывает у собак, которые в боях участвуют…
— Эта тема очень больная в Армении. Собачьи бои официально запрещены, но тем не менее проводятся. А как работать с такими собаками, которых годами водили на бои?
— Это довольно сложно сделать. Если собака получаешь дофаминовый раж [от драки], то это не история о том, что она хочет чего-то добиться, у неё драться — самоцель. То есть, самоцель — получить от этого дикое удовольствие, которое не получишь ни от чего больше. Это чинится комплексно. Применяют негатив, [специалисты] работают с ЭШО (электрошоковый ошейник — прим. Калемона), также [применяется] супер-безопасная провокация: берётся течная сука, к которой очень хочется подойти и облизать, но подраться тоже хочется, и вот за попытки подраться собака получает разряд, а за попытки познакомиться очень хвалится.
Собаку с наркотической зависимостью в основном чинят так, и она даже становится способна общаться с некоторым количеством собак. Но после того, как собака сидела на наркоте, ты никогда на сто процентов не можешь быть уверен, что с ней не случится рецидив, особенно когда она встретит собаку, которая тоже не прочь подраться. С такими собаками надо аккуратно — всегда на поводке, желательно в наморднике при общении с другими собаками.
Для собаки важно социальное поощрение
— Что ты думаешь про физическое наказание? Например, я за «провинность» могу щёлкнуть по носу. Например, сегодня один из наших мальчиков набросился на другого. Я его в этот момент хрясь по носу, и он сразу отстал. Мой опыт говорит, что в подобных случаях щелчок хорошо работает.
— Смотри, если работает, то можно, но аккуратно. От причины до следствия проходит миллион событий, и собака уже забыла, что она напортачила и не связывает одно с другим. И ты наказанием можешь дать подкрепление уже другому событию. А когда ты в моменте даёшь негатив собаке, и прекращаешь его сразу, как только собака перестаёт делать то, что тебе не понравилось, ты даёшь нормальный фидбэк.
Ещё важно насколько сильно это негативное воздействие. Для одной собаки это будет норм, для другой щёлкнуть её по носу будет больно и ужас какой. Поэтому начинающему владельцу я никогда не рекомендую использовать такой негатив — с ним можно настолько напортачить, что собака потеряет к хозяину доверие, начнёт его бояться, и чинить это придётся три года, тогда как исходная проблема, которая, если бы владелец не применял несоразмерный негатив не вовремя, починилась бы очень быстро.
Так что с этим нужно очень-очень аккуратно и коротко. И потом обязательно надо помириться. Негатив, собака прекращает делать то, что тебе не нравится, сразу хвалишь. Вкусняшками, глажкой, игрой, кто как любит.
Собака от тебя должна получать больше позитива, чем негатива, иначе она начинает пересматривать историю вашего сотрудничества. Ещё на какие-то штуки ты можешь забить. Подумать — ну, могу дать негатива, но насколько мне важно [проступок собаки]? Если не очень важно, то можно и забить.
— Ещё меня мучает такая мысль. Щелчком по носу я больно не делаю, но у меня ощущение, что это как-то унижает. Возможно, я просто очеловечиваю собаку.
— Унижение — это абстрактное понятие. Чтобы работало унижение, должно быть знание о собственном достоинстве, о том, что достойно, а что стыдно. Но это очень человеческие вещи, которые мы для себя определяем. Например, мой папа считает, что трогать ногами собаку — это унижать её. А мне это нормально — ну, не всегда хочу я свисать с дивана, когда она хочет, чтобы её почесали.
А мозгов собачек не очень хватает на абстрактные конструкции. Она понимает то, что ты недовольна. Недовольна ты после этого действа. Значит это действо не надо повторять.
— А зачем собаке вообще заботиться о моём недовольстве?
— Жить хочется.
— Я заметила, что наши собаки радуются, когда я хвалю без всякого материального подкрепления и расстраиваются, что огорчили меня, когда я огорчаюсь, но не наказываю.
— Это нормально. Собаки — инфантильные животные, в отличии от скажем лошадей. Лошади ты не нужен для выживания, она сама справится, собака не справится, поэтому разрабатываются эти детские механизмы — эмпатия, чувство твоего настроения. Для них с этим связана жизнь. Если их человек грустит, значит, что-то не так. Причём выражают они эмпатию по разному. Кто-то забивается в дальний угол вольера, кто-то идёт тебя умиротворять — вылизывать лицо, это разные стратегии поведения.
Собаке очень важно социальное поощрение. И важно чувствовать себя частью команды и немножко заботиться о тебе, подстраиваться к тебе. Работает как социальный негатив — показать недовольство без какого-то физического воздействия, так и социальный позитив — когда поддерживаешь собаку, говоришь ей, что она делает что-то хорошее.
Ну и всякие сложные штуки, в том числе трюковые, без социального поощрения не работают, потому что ты технику ставишь на вкусняшках, а желание делать— нет. Ради вкусняшки собака может в принципе делать, но будет делать без радости.
Зачем собакам бассейн
— Твоя вторая специализация аква-тренера — абсолютная новинка в Армении. Для меня бассейн для собаки всегда ассоциировался с артритом, но ты рассказывал про акватренинг в контексте решения очень многих разных проблем — как физических, так и психических.
— Есть такое понятие — проприоцепция, ощущение своего тела. Это первое, что даёт вода. Эта забавная история, у людей тоже есть, у собак периодически встречается очень явно, когда собака не в курсе, что у неё есть какая-то часть тела сзади.
Если ты замечала, многие собаки не очень хорошо двигаются — могут поскользнуться, долбануться, упасть, и собственно эта история не про то, как неловка собака, а про то, насколько она знает про существование всех частей своего тела. Если собака в курсе, что у неё есть четыре лапы, хвост, то она будет реже подставлять, скажем, хвост двери.
Итак, первое, что даёт занятие в воде — это ощущение себя, второе — в воде нет ударных нагрузок на суставы, что позволяет нам работать с щеночками, например, с которыми нельзя на земле работать, потому что у них костей ещё нету. С собаками с артритами, у которых суставы с воспалениями и всё болит.
Собака двигается в воде, вода снимает воспаления, у неё появляется больше мышечной массы, и собака, например, с грыжами, начинает двигаться и на суше. У некоторых собак настолько прокачиваются мышцы поясницы, что они перестают замечать грыжу.
Плавание улучшает дыхание и работу сердца. Вообще, плавать можно всем. Есть исключения, их немного, при которых нужно обязательно проконсультироваться с ветеринаром. Например, собаке с пороком сердца плавать можно, но аккуратненько.
У меня вот была прекрасная собака — пшеничный терьер, у которого был порок сердца, один клапан не закрывался, и он без физической нагрузки был. Три года было собаке, а дал бы лет 12. После тренировки в воде клапан продолжает не закрываться, но насос стал больше, кровь радостно прокачивается и собака не замечает своего порока. С сердцем надо аккуратно, работать с разрешения ветеринара. Для любой нездоровой собаки вообще нужна такая консультация.
Ну и конечно, опыт побед, радостные прыжки за всякими игрушками, всё, что мы можем делать на земле, мы можем делать в воде, часто больше. Сам по себе заход в воду для некоторых собак — приключение.
— А для иных вода — это стресс.
— Стресс — реакция на новое. Если у собаки страх воды, то это уже гигантский ощутимый опыт победы для неё, когда она туда прыгнет, немножко перебарывая себя. У собаки растёт самооценка — было сложно, но я смогла, я крутая.
— Но как ты её затаскиваешь в бассейн, если она боится?
— Я её не затаскиваю. Напоминаю, я за минимальное насилие. Давай разделим. Акватренировки изначально составлялись для медицины, и только потом стали средством коррекции поведения. Если по медицине, то положим, такой собаке выписывают не пожизненное плавание, а курс занятий. Для таких собачек у нас вообще не идёт речь о приучении к воде. Мы такую аккуратненько заносим на руках, она плавает минут десять, нам неважно, как она к этому относится, лишь бы она до усрачки не боялась. Мне не надо с такой собакой, чтобы она сама радостно прыгала в воду.
О приучении — это когда цель у нас не медицинская, а хочется, чтобы собака умела плавать, получала от этого кайф, если мы куда-то отправляемся, например, на озеро на лодочке поплавать… Один из частых запросов вообще — научите мою собаку прыгать с лодки по команде, а не когда ей угодно.
Хотя если у меня медицинская собака, я всё равно стараюсь с ней подружиться и превратить её плавание в игру. Никому не хочется просто так отжиматься, а если в рамках игры какой-нибудь, то это становится веселее.
По-хорошему, всем этим должен заниматься реабилитолог. Но большинство хороших специалистов-реабилитологов не очень мечтают плавать с собачкой в воде. Ещё ветеринар в идеальном мире подробно описывает в назначении, какие движения нужны собаке, а какие нельзя делать. В реальности ветеринары просто пишут плавание, а какое — разбирайтесь сами. И акватренер всё это учит, запрашивает снимки МРТ, смотрит собаку и иногда получается, что плавание собаке нельзя.
— Например?
— Например, однажды мне отправили на плавание таксу с позвоночной грыжей. В назначении диагноз — грыжа поясничного или грудного отдела. А это вся спина, минус хвост, шейный и крестцовый отделы. Пощупай сам и найди. Я определяю с точностью до двух-трёх позвонков, отправляю её плавать, выходит она на берег, радостно бежит за крокодильчиком, и тут я вижу задняя нога так дёргается.
Я понимаю, что это вывих коленной чашечки. Не существует ничего, что я в плаванье могу делать, чтобы улучшить эту коленную чашечку. Более того, амплитуда движений в плаванье ухудшает состояние этой несчастной коленной чашки. Собаке нужна либо операция, либо ортез. И потом с ортезом можно плавать.
После этого случая, когда собака приходит ко мне с определённым диагнозом, я на всякий случай начинаю её ощупывать везде, проверяю, как двигается, и только потом в бассейн. Ещё у тебя всегда есть коллеги из ветеринарии, ортопедии, фитнес тренеры, которых всегда можешь спросить.
— Ты ищешь в Армении бассейн, в который тебя бы пустили с собаками. Я тоже расспрашиваю людей. Но они в основном приходят в ужас и никак не хотят понять, как может собака плавать в человеческом бассейне. Шерсть там, эхинококк.
— Эти возражения легко снять. Во-первых, для работы с собаками в бассейне, требования к воде существенно строже, чем для людей. Для людей туда хлорку кинул, и всё подохло. Собакам хлорку нельзя, у них шерсть отвалится. Для них используются ультрасовременные дезинфицирующие средства, которые хлор не содержат.
Плюс в бассейне для людей, как правило, не заботятся о вирусной нагрузке. В собачьем бассейне это очень важный критерий. Мы обязаны использовать противовирусные дезинфекции. Грубо говоря, в бассейнах, в которых плавают собаки, могут плавать груднички, настолько она чистая.
Ещё собаки мало писают в бассейне, а люди делают это постоянно. Запах в бассейне — это встреча мочи и хлорсодержащего средства.
У собачек, да, больше шерсти, чем у людей. Эта вся шерсть очень короткое время плавает в бассейне, затем снимается сачком сверху, пылесосом снизу, а часть уходит через точку фильтрационной системы. В принципе, у людей тоже отваливаются волосы, просто в меньшем количестве.
Подцепить в бассейне от собаки ничего нельзя. Тут уже твоя личная неприязнь может быть. А если мы говорим об открытых водоёмах, где люди плавают, то туда вообще птички, летучие мыши справляют нужду, насекомые плавают.
— Каким должен быть собачий бассейн по размерам, температуре?
— Мой идеальный бассейн — это закрытый бассейн (внешних раздражителей меньше и нет ветра, жары) четыре метра на четыре. Реабилитацией можно вообще заниматься в бассейне полтора на два. Ну и уровень бассейна 1.2-1.3 м, чтобы я мог стоять, а собака не могла достать лапами до дна.
Температура в идеале должна регулироваться. Скажем так, нормальная температура для большинства собак где-то 27-30 градусов. Если это собака на реабилитации, которая еле-еле двигается, то вода тёплая, 32-33 градуса самое то, а собака, которая активно двигается, сварится и перегрузит своё сердце при такой температуре. А для супер-быстрой, спортивной собаки нужна холодная вода, шоковая, в которой весь её организм начинает работать так, что улучшается кровоток, дыхание.
Кстати, плавание ещё резко снижает риск ожирения у собак.
— Для стерилизованных собак — самое то.
— Да. Ещё вода очень полезна для некастрированных подростков, которые проявляют неуместное для нас сексуальное поведение. Им надо давать повышенную физическую нагрузку. Ты можешь попробовать часами с ними гулять, но у него там меточки, он скорее всего часами гулять не захочет. Можешь давать активные игры с перетяжками, с кроссфитом, считай. И сам похудеешь, прокачаешься, но как бы не все хозяева спортивные.
А бассейн — отличная физуха. За полчаса можно вымотать пёсика так, что он будет спать на диванчике и забудет о девочках.
Сукам сразу после течки, чтобы не было ложных беременностей, нужно дать физическую нагрузку. Вопрос: как давать больше физухи сучке, которая мечтает лежать на диване и «рожать»? Надо её чуть-чуть подзаставить. Это тоже бассейн отлично делает.
Ещё после беременности, когда она всех выкормила, ей тяжело бегать и прыгать с болтающимся пузом, и она снижает активность. Чтобы втянуть [живот] обратно, нужно её подвигать. А в бассейне ничего не болтается, пузо под водой.
В Армении у собак больше свободы
— Мы с тобой познакомились в телеграм-чате помощи людям, которые стремились уехать из России после начала вторжения России в Украину. Ты помнишь момент, когда вы с женой тоже приняли решение уехать?
— [Уже] в 2011 с фальсификацией думских выборов стало понятно, что жопа. Сестра тогда сказала «Ой, всё!» и уехала в Киев. А я решил ещё посмотреть, тогда ещё была надежда, что что-то сделаем, как-то вырулим. Потом стало понятно, что нет. Совсем где-то в 2020. А потом ковид бахнул и планы на переезд накрылись.
Буча стала последней каплей, я понял, что не могу больше платить на нужды режима. Если от налогов физлиц ещё можно скрыться, то от НДС в России не спрячешься.
Ну и в России [в целом] стало невозможно. Либо ты против совести молчишь, либо тебя дубинкой и в тюрьму.
— Сейчас, по прошествии нескольких месяцев в Армении появилось ощущение свободы? (на момент публикации Павел переехал Грузию — Калемон)
— Прямо сразу. Мы ехали на машине, и очень символично получилось. 4:30. На российской границе тьма, ветер, слёзы из глаз застывают. Пограничник над тобой издевается по поводу основания на выезд. Нейтральная полоса — сумерки. Грузинская граница — рассвет, ветра нет и понятно куда паспорт совать. Люди улыбаются.
И вот у меня как выехали из РФ — гора с плеч свалилась. Отпустило давление.
Потом мы в Армении очутились на даче (временном пристанище) с вами. Какое-то время проблемы эмиграции затмили всё — где [достать] брикеты для камина, как найти дом и т.д.
Но всё совсем никуда не уходит — непонятно, что я могу сделать, чтобы остановить войну. Пока не придумал.
— Но придумал помочь животным, пострадавшим от войны, создав с друзьями телеграм-чат ветпомощи украинским кошкам и собакам в беде. Кому и как вы помогаете?
— Ой, всем, кто в беде — там в основном ветеринария. И это, конечно, хроники ужаса.
Ко мне с [24 февраля] прилетало много вопросов про эпилепсию, так как моя прошлая собака страдала [эпилепсией]. А я же не невролог, вот и написал знакомой-неврологу — чего отвечать, а она сама уже с этой идеей канала помощи носилась. [Канал] стартовал за один день.
Туда залезать было тяжело. Надо было собраться с силами, и всё читать и отвечать, где у тебя экспертиза. Больше трёх тысяч сообщений в день про боль, страдания, невозможность найти лекарства, ПТСР питомцев после бомбёжки. Как веты изголяются с рекомендациями по [одному только] описанию [симптомов] и в условиях ограниченных лекарств, я вообще молчу.
Иногда получаешь оттуда такие результаты (Павел показывает переписку в чате, где человек на вопрос «Как дела?», отвечает, что нет связи, интернета и света, но собака уже не нервничает совсем, «если что-то слишком громко бахает, проверяет нашу реакцию и успокаивается») и легче становится. У собаки [появился] страх громких звуков после того, как она попала под бомбёжку на прогулке.
— Для Армении, скажем так, было несколько дико, что люди в Украине в основном берут с собой животных — в бомбоубежища, в эвакуацию. И не только собак и кошек, но и таких животных, как крысы, хомяки, гекконы. Когда у нас была война, многие, убегая, оставили своих животных.
— На Верхнем Ларсе [когда ехали в Армению] мы стояли пятнадцать часов, потому что перевал перекрывали, а за нами стояли две украинские машины из Мариуполя — полные людей и всего скарба, что смогли вывезти. С одним из мужиков за рулём, Денисом, мы синхронизировались на перекурах, и он совершенно безэмоционально рассказывал про то, что было в Мариуполе. То есть для него эта такая непережитая травма, и он рассказывал как робот, как фактологию.
В частности, он рассказал историю, после которой у меня совершенно отпала идея плохо относиться к людям, которые бросают своих животных. Они выезжали из Мариуполя уже когда там были российские оккупационные войска. Открывали вроде зелёный коридор, но периодически расстреливали все машины, они там ходили за водой под обстрелами, многие не доходили. Короче, выезжал он оттуда, собрав всех, кого мог, в своей машине — восемь человек в маленьком то ли Гольфе, то ли Опеле Астра, куда естественно, никакие животные не влезли.
И вот он рассказывал, что у него был алабай и пара котиков, и он своей сучке говорит — давай, вали на волю, а мы поехали. А у алабая время лежать на диване, она не хочет вообще никуда идти. Ну, он оставил дверь открытой, и когда они как раз отъезжали от дома, в его дом попал снаряд, и алабай и кошечки с криками вылетели оттуда. После чего их машину ещё автоматными очередями провожали [российские оккупационные войска] — у него на машине в нескольких местах пулевые пробоины.
После этой истории я не готов говорить: живодёры такие, животных не забрали, потому что выбор-то бесчеловечный — либо ты сажаешь в свою машину восемь человек, либо трёх человек, алабая и котиков. Ну, в такой ситуации я бы однозначно поступил так же. Хотя чрезвычайно сложно представить себя на месте Дениса.
Дальше они выбрались в Россию, и он рассказывал, что на заправках, объектах еды слышал: вот вам, украинцы, так и надо, вы нацисты, и всю эту пропаганду, которая у нас льётся из телевизора. Они потом в Грузию уехали, к знакомым.
— У меня, наверно, изначально сложности с разделением человека и животного [на предмет важности]. Я не была в ситуации Дениса, и я не знаю наверняка, что и как я сделаю в такой экстремальной ситуации, поэтому, естественно, не буду сидеть тут на мягком стуле и осуждать его. Надеюсь, у меня никогда не будет такого выбора.
Но про отношение к животным. Ты переехал в Армению всего несколько месяцев назад. Не знаю, достаточно ли у тебя опыта, чтобы ответить на этот вопрос: ты чувствуешь разницу между отношением к собакам тут и, скажем, в той же России?
— Мне пока и правда трудно судить о разнице свободно, потому что у меня нет достаточного опыта с местными владельцами. Но я могу сказать то, что я вижу на улице и в чём есть какое-то отличие от Москвы, где я жил и работал. В Армении чуть более спокойное отношение к собаке, меньше трясучки за неё, больше свободы. Тут нормально, если собака на свободном выгуле, или если она убежала. Ну и что, сама вернётся.
Опять же, я не буду говорить за всю Россию, да и в Москве круг моего общения, скажем так, ограничен, но тут больше собачьей самостоятельности, свободы. К детям тоже, кстати, это относится.
[Здесь] пока ещё довольно непривычно, ненормально, что собака в дом заходит, на диване тусит. Хозяин дома [который мы снимаем] нормально к этому относится, но соседям мне пришлось долго объяснять, что, правда, нужно заделывать дыру в заборе, потому что я тревожный московский человек, который боится, что его собака убежит через дырку на улицу, где машины, люди. У соседей реакция была: ну, убежит, ну и что?
— Ага, однажды я «спасла пуделя», в холодный февраль. Пристроила его, потом хозяева нашлись, и девочке, которая взяла его на передержку, пришлось отдавать собаку, что было тяжело для неё, конечно. И всё потому, что оказывается, пёс сам по себе выходил гулять, а тут побежал за течной сучкой и потерялся.
— С другой стороны в таком случае у собаки больше свободы для выражения себя.
— Но как же? Она же под машину может попасть. Её могут украсть в конце концов.
— Это уже про безопасность. Ты, ограничивая перемещение собаки, отнимаешь у неё свободу ради безопасности. Такая вот сволочь. Вообще, как я уже говорил, ты, как владелец собаки, всегда немного сволочь. Вопрос в том, с каким именно сволочизмом ты готова мириться.
Я, например, не готов делать инструментальную собаку, потому что мне сложно будет работать с таким количеством ограничений, которые я ей буду вынужден дать. Это опять в рамках твоей ценностной установки — что лучше, подольше пожить, вкуснее поесть или рисковать попасть под машину, но зато свободно бегать.
Или получить несколько раз в жизни радости секса в комплекте с риском рака простаты через несколько лет или не получить радости секса, и рака простаты тоже не получить?
Всегда есть выбор, и он не у собачки, а у владельца. Так что ты — сволочь по-любому.
— Это ужасный выбор на самом деле. Я раньше говорила, что лучше собака будет жить на улице, часто голодная, но на свободе, чем в приюте, в сытости, но большую часть времени в вольере взаперти. Но уличные собаки в Ереване, не говоря уже о других наших городах, по мне не выглядят счастливыми, довольными жизнью. И у меня ощущение — хотя возможно, я просто утешаю себя, — что собаки большей частью сами выбирают быть с ограничением свободы, но с человеком.
— Да. Собаки развивались как инфантильные животные, которым необходима коллаборация с человеком. Поэтому она сама рада обменять свою свободу на вкусный корм и общение с тобой.
В содержании в неволе мы ограничиваем выражение каких-то потребностей собаки. Есть некоторые объективные критерии, по которым ограничения нельзя делать. Например, собака будет сидеть без света в бетонной комнате, но зато с едой. У неё будет решена потребность в питании, но не будет решена потребность в движении, исследовании, социальном одобрении, и это плохо.
— У приютских собак, даже таких малочисленных по меркам приюта, как наши, не удовлетворяется куча потребностей, что, несомненно, отражается на их поведении. Вообще специалисту по коррекции поведения имеет смысл заниматься с приютскими собаками? Не такими, которых вот-вот заберут, а без ближайших перспектив на усыновление?
— У собак, сидящих в вольере… У них там тепло, хорошо, есть общение со своими сородичами. Не удовлетворена потребность в движении и исследовании. В приюте собаки недополучают новой информации. Поэтому американские специалисты придумали для этого дисциплину, ноуз ворк (англ. “Nose work”) — учат собак искать, находить и обозначить новые запахи. Таким образом собака получает новую информацию, которую сама не может получить, потому что она недогуливает. Для приюта ноуз ворк самое то.
— Я через вопрос собачьей неволи проходила со страданиями. Сейчас немного смирилась, собаки тоже помогают, например, тем, что они бегают, прыгают, а потом сами через какое-то время заходят в свой вольер. И я радуюсь, что хотя бы не я заставляю…
— Ты не заставляешь?! Это ты их научила, что там хорошо.
— Ну хотя бы я научила, что там хорошо, а не: «Живо обратно в тюрьму, а то побью».
— Содержание в неволе — большая, сложная тема. Если мы говорим о собачках, то они без человека не живут ни в каком виде. Ну, есть такие, которые живут без человека, но мы с ними не встречаемся, никогда их практически не видели. Все остальные собаки живут в коллаборации.
То, что ты как владелец собаки — сволочь, хорошо осознавать специалисту по коррекции, а вот владельцу лучше об этом не знать (смеётся). Иначе сложно жить.
